Станислав Михайлов - Жемчужина

Когда я стал солнцем — огромным, бурлящим, неукротимым, выбрасывающим во все стороны облака пламени — превратился в шар неудержимого пожара, стремящегося оторваться, распространиться и наполнить собой пустоту, но удерживаемого собственным весом, Армир приказала мне отдалиться, стать самой пустотой. И исчезло солнце, превратившись в одну из неизмеримого числа звездочек — потерялось среди них, словно песчинка в пустыне. Исчезли звезды, скрученные в гигантские смерчи, исчезли и сами смерчи, издалека похожие на планктон в мутной и теплой морской воде. И тогда Армир приказала мне остановиться и увидеть все сразу.

Я был оглушен. Между струями водопада, среди плотных нитей норасийского плетения Вселенной, скрывалось что-то еще. Оно вставало дымкой, уплотнялось и принимало форму, словно я приобрел еще одно зрение, помимо тех воображаемых точек, на которые помещала меня наставница. Я увидел тяжелую приземистую машину, размером сходную с вирманой и ползущую по дну ущелья, опираясь на подвижные полосы из сочлененных металлических пластин. Ущелье представлялось мне творением рук человеческих, но какие же руки могли пробить эти толщи серого камня? Навстречу машине несся нескончаемый водный поток, а она толкала перед собой пенный бурун, заливавший ее до половины высоты. Шел нескончаемый дождь, но я видел сквозь него без малейшего труда. И еще я видел, что рядом была гибель. Не для машины. Гибель тех, кто жил здесь раньше. Я видел то, что происходило сейчас, и то, что случилось прежде — огромное приземистое дерево, похожее на гриб, раскаленное и ужасное, на короткое время разогнало облака и оставило вместо серой полусферы, служившей кому-то домом, оплавленную круглую яму, быстро остывшую и превратившуюся в бурлящее и шипящее озеро.

Машина направлялась туда. И хотя дерево распалось, а его ядовитые семена смыла вода, в скалах и в самой яме оставалось еще достаточно смертоносного невидимого света, чтобы убить человека, сидящего в кабине. Я попытался проникнуть к нему, чтобы предупредить и остановить, но не смог сделать это. Одновременно я понял, что человеку сейчас ничего не угрожает, броня его машины способна защитить от дыхания отравленных скал. И еще я понял, кто этот человек. Это был Пол. Это его голос я слышу в своей голове. Он не сургири, и он нуждается в моей помощи.

Вернувшись из наваждения, я обнаружил, что Армир смотрит на меня с очень странным выражением на лице. Смесь испуга и удивления? Я так не привык к ее редким проявлениям эмоций, что не всегда способен их правильно понимать. Тем более, что выражение это оказалось мимолетным, почти тотчас его скрыла обычная маска спокойствия.

— Ты видел меня сейчас, Ксената? — спросила она практически без интонации в голосе, лишь сделав некоторый упор на моем имени.

— Я видел другое место, — так же спокойно ответил я. — Там шел дождь, погибли люди, большая машина двигалась по дороге, прорубленной когда-то в скалах, а теперь залитой дождем…

Она кивнула словно бы удовлетворенно. Но я не понял, была ли она удовлетворена моими словами или моей реакцией на собственное имя.

— Миражи можно увидеть везде. Но пустыня помогает нам, искажая воздух. Помогает нашему зрению настроиться. Мы не можем управлять этим. Но мы можем пытаться выбирать. Выбирать, откуда смотреть, что смотреть. Даже у самых опытных жриц Весенницы это получается редко, хотя они не пачкались с мужчиной и никогда не оскверняли себя волосами, — в глазах Армир сверкнул то ли смех, то ли отблеск заходящего солнца.

— Но… Я же мужчина…

— Я же говорю, сказки. Глупые сказки лысых дур, — Армир дернула плечом. — Мужчина тоже человек. Тебе нравится Нарт? Твое сердце бьется быстрее при мысли о ней? Ты волнуешься, глядя на ее походку? Можешь не отвечать, уже ответил.

Я не успел совладать с собой, переход оказался слишком резким и неожиданным.

— Но…

Армир коснулась моего плеча. В ее лице не было гнева. Пожалуй, даже скользнуло что-то сродни состраданию.

— Забудь о ней. У нее другое предназначение.

— Но почему?! — вырвалось у меня внезапно даже для самого себя.

— Она родилась жрицей Владычицы времени…

— Ну и что?!

— Не перебивай меня, мальчик.

Отведя взгляд от меня, она посмотрела на край светила, красной дугой опускающийся за горизонт. Словно была растеряна. Потом снова нашла мои глаза.

— Ее ждет… другое. И миновать это нельзя.

Она замолчала и сняла руку с моего плеча.

— Но… Может, я смогу помочь?

Армир внимательно посмотрела на меня, словно заново изучая лицо:

— Кто бы помог тебе, Рожденный Пустыней. Забудь о моей дочери.

Ветер сумерек налетел на нас с запада и взъерошил волосы бывшей жрице Весенницы. Она машинально пригладила их и посмотрела на быстро темнеющее небо.

— В треть тьмы мы покинем это место. Соберись.

Новость оказалась неожиданной, но, наверное, так и задумывала моя наставница. Показывая, что разговор окончен, она прошла мимо и направилась к скалам. Я хотел было поспешить следом, спросить, куда мы отправимся теперь, но задержался, будто остановленный неосязаемой рукой. Над багровой полосой горизонта дрожал воздух. «Миражи есть всегда», так учила Армир. И я попытался войти в трепетание незримого и увидеть то, что она считает предназначением Нарт.

А увидел другое. Вокруг вилась и клубилась пыль. Туча пыли, такие бури бывают в наших пустынях, но в этой что-то казалось неправильным… Я не сразу понял, что она совершенно невесома, словно ветер, несущий ее, не в силах оторвать от земли даже самые мелкие песчинки. Мой скафандр облеплен пылью. Так вот, что такое «скафандр»… Но мысль убегает, и вслед за ней убегает и бурая поземка их-под моих ног. Я поднимаюсь на высоту гор и выше… Я вижу, как скругляется линия горизонта, очерчивая границы Жемчужины. Но что я вижу? Не прекрасный перламутровый шар, радующий силой жизни, лежит подо мной, а разоренная пустыня, скалящаяся льдом на северном и южном краях, застывшая в агонии пересохших рек и морей, избитая оспинами огромных ям, похожих на вулканы, но абсолютно мертвых, холодных, как все вокруг. И как посмертная судорожная улыбка, как шрам от глубокой рубленой раны, распавшейся и с трудом сросшейся за многие тридевятилетия, лик моей Жемчужины пересекало гигантское ущелье. Оно проходило через знакомые земли, полностью поглотив под собой часть Хампураны, большинство Башен и плодородные равнины Лора.

Только неизменный Вестник продолжал наматывать круги над мрачной могилой, забытым всеми, кроме пыльной бури, темным трупным пятном расползавшейся по щеке мертвой Жемчужины.

Какое название теперь пришло бы в голову людям, впервые увидевшим тебя? Коричневая пустыня? Ржавь? Смерть?