В. Эфф - По ту сторону

Щур и Лизанька внимательно наблюдали за ним и ничего не говорили, словно ожидая приговора.

— Гм… странно… — сказал, наконец, Громов. — Да, далеко нам и даже высокоразвитой Америке до такой техники. А ведь здорово, брат, придумано!

— Ты посмотри, Мишка, чего тут только не наворочено, чего тут только нет: аппаратура, инструменты — оборудование знатное, что и говорить!

— Да, но что мы со всем этим станем делать? — прервал его Щур. — Ведь назначения всего этого мы не знаем.

— Конечно, не знаем, — ответил Громов, — но из этого вовсе не следует делать таких скороспелых организационных выводов, как ты, Мишка. Больно скор ты.

— А ты бери пример с меня: изучи да понюхай, да обмозгуй, а тогда уже говори: «ничего не выходит». А то ты с суконным рылом, да в калашный ряд хочешь пойти. Эдак не годится.

И Громов опять принялся за шкапы и полки.

Мысли его путались… Где же они?… На каком-либо отдаленном острове, где так высоко поставлена техника? Но где же находится такой остров? И Громов в памяти стал перечислять острова в северном и южном полушариях; но сколько он ни напрягал свою память, ничего подходящего не находил.

И у него постепенно начинало складываться убеждение в том, что они на другой планете. Но на какой?

«Это не Марс, — рассуждал он сам с собой. — там, по описаниям, должны быть каналы, и мы сразу заметили бы их. Ну, а если не Марс, то какая планета — Юпитер, Венера, Нептун, Уран, Меркурий?» — мелькало в уме. Но ни на одной не мог остановиться.

И бросил искать. Зачем, к чему?

И он вновь принялся за инвентаризацию шкапов и полок.

Лизанька и Щур шепотом разговаривали между собой.

— А ну, Лизка, вот так история, — сказал Щур. — Что ты обо всем этом думаешь?

— Да, признаться ничего не думаю, — откровенно созналась последняя. — Тут голову потеряешь.

— А Ванька-то, смотри. Я на него, как на каменную гору. Он что-нибудь выдумает, у него — голова!

— Эврика, нашел! — прервал их Громов.

— Ты, Мишка, обрати внимание на сокровища, которые здесь имеются; правда, все это не радио, а, быть может, радиопринадлежности, но до того совершенные, что мы не знаем, как с ними обращаться и для чего они. Но все же при некоторой сообразительности можно кое-что приспособить.

— Я думаю смотать детекторный приемник на длинные волны. Видишь вот нечто вроде кристалла, проволоки же здесь сколько угодно, — следовательно, готов детектор: катушки намотать недолго; а антенн или рамок здесь — хоть пруд пруди!

И Громов с увлечением принялся за работу.

Щур помогал ему, а Лизанька, с опаской смотрела на них, но ничем не выдавала своего состояния.

Некоторое время раздавался лязг железа, скрип и тихое посвистывание Громова.

Но вот приемник готов. Громов обнаружил крохотную коробочку, приспособил ее в качестве телефона, приложил к уху и с напряженным вниманием принялся вертеть во все стороны ручку настройки, пытаясь уловить хоть какие-нибудь звуки и по ним выяснить, где они находятся.

Долгое время он только хмурился, укоризненно кивал головой, нервничал и ничего не отвечал на настойчивые вопросы Щура и Лизаньки.

Последняя особенно волновалась и все время без устали твердила:

— Ну, что? Слышно? Где мы? и т. д.

Но вот Громов со злобой срывает наушники с головы, откидывается назад и в отчаянии говорит:

— Ничего, молчит, как зарезанный.

— Ну и что? — прерывает его Щур.

— Ну и то! Значит, что мы не на земле. Потому что, будь мы на земле, мы бы уловили хоть какие-нибудь звуки, а здесь ничего, как в могиле или в зоне молчания…

Вдруг его осенило.

— Какой же я идиот, Мишка; ну скажи не глуп ли я, а?

— А в чем дело?

— Да в том, уж давно пора было похоронить длинные волны; я же совсем упустил из виду, что там, где такая высокая техника, все основано, конечно, на коротких, даже, пожалуй, ультра-коротких волнах!

И он хлопнул себя по бедрам.

— Ну, так живо за дело! — крикнул он.

С этими словами Громов стал быстро обходить шкафы и полки, выбирая то одну принадлежность, то другую.

А выбирать, особенно для лампового приемника, было из чего.

Среди множества предметов особенно выделялись источники питания. Они были до того замысловатые, что другому, а не Громову, никак бы не разобраться в них. Это было нечто вроде миниатюрных аккумуляторов, с огромным запасом энергии, которые давали значительное напряжение, в чем Громов убедился, когда прикоснулся к ним двумя пальцами, смоченными слюной.

Его так шваркнуло в сторону, что он вскрикнул.

Этот крик перепугал Лизаньку. Однако она сдержалась и ничего не сказала.

Интересны были также маленькие неизвестные приборы, представлявшие небольшой ящичек кубической формы с клеммами.

Ламп было особенно много; они совсем не походили на те, к которым привык Громов. Они были шарообразной формы, с двумя выдающимися рожками и изготовлены не из стекла, а из какого-то неизвестного вещества.

Отобравши все необходимое, Громов заявил:

— Ну, а теперь айда, Мишка! Давай сварганим ламповый!

Лизанька испугалась.

— Не надо, Ванька, не надо делать ламповый приемник: опять будет взрыв, нас опять взорвет!

— Ну, Лизка, не будь трусихой, — сказал Щур. — Два раза этого не бывает.

Лизанька замолкла, но все время с опаской косилась на Щура и Громова, с остервенением мастеривших ламповый приемник.

Долго возились они с ним. Наконец — все готово. Контакты, соединения — все в порядке.

Громов опять приложил коробочку к уху и углубился, весь превратившись во внимание…

И вдруг лицо его озарилось сознательной и радостной улыбкой: многое понял он.

В уши врывался непрерывный шум, состоявший из выбиваемых в различных комбинациях точек и тире, — это было управление по радио, с принципом работы которого Громов был знаком по передаче изображений на расстоянии.

И Громов понял, что все на этой планете радиофицировано и что вся работа производится при помощи радио и что всеми машинами управляют какие-то неведомые существа — местные жители, которые скрываются от них и не хотят почему-то войти в сношение с ними, пришельцами с земли.

И в душу Громова стало наползать беспокойство: не затевается ли против них что-либо плохое, но он не стал над этим задумываться и вновь стал слушать точки и тире, ничего не понимая и не зная, для чего он продолжает их слушать.

И в тот момент, когда он уже окончательно потерял всякую надежду, в уши ворвалась речь на незнакомом и непонятном языке, но звучном и энергичном, напоминающем по сочности и крепости родной русский язык…

— Именем закона, вы арестованы, — повторил новоявленный пассажир ракеты, сдвигая шляпу на затылок.