Фредерик Пол - Проклятие волков. Век нерешительности. Рассказы

— Забавно, — громко произнес Форрестер.

— Это забавный мир, — подхватил кто-то совсем рядом.

Он повернулся. Четверо мужчин приязненно и открыто смотрели на него. Один из них казался высоким и крепкого телосложения, но на самом деле он был чрезмерно толст. Опершись на трость, он настороженно, но с интересом изучал Форрестера.

Форрестер понял, что фразу произнес именно он, и одновременно вспомнил, что знает его.

— Ну конечно же, — сказал он. — Марсианин в оранжевом трико.

— Превосходно, — кивнул марсианин. Оранжевого трико уже не было на нем, на смену пришла просторная белая туника и шорты цвета асфальта.

Кто-то из мужчин взял Форрестера за руку и пожал.

— Так ты и есть тот самый обладатель четверти миллиона долларов, — сказал он. — Заскакивай в гости, когда это все закончится. Мне будет небезынтересно узнать, что думает о нашем мире такой парень, как ты.

И он изо всей силы ударил Форрестера коленом в пах.

Форрестер почувствовал, что мир взрывается, а эпицентр взрыва находится внутри его тела. Он заметил, что мужчина отошел немного назад и теперь с удовольствием и интересом наблюдает за Форрестером. Ему было тяжело следить за мужчиной: город пришел в движение, начал крениться, а тротуар ударил Форрестера по лбу. Он покатился по асфальту, держась руками за пах, но вращение быстро остановилось, а взгляд уперся в небо.

Человек с Марса непринужденно сказал:

— Не торопитесь. Времени достаточно для каждого. — Он поднял трость и прошел вперед. Форрестер отметил, как тяжело даются движения непривычному к гравитации.

Удар трости пришелся по плечу и руке. Затем трость методично поднималась и опускалась: медленно и сильно. Трость наверняка была намеренно утяжелена. Марсианин работал ею, как бейсбольной битой.

Боль в теле Форрестера стала как сама смерть… Рука онемела.

Но все же, наблюдая за переходящей из рук в руки тростью, беспомощный, бессильный пошевелиться, он отчетливо видел парящий аппарат и терпеливый взгляд женщины. Однако боль была куда более терпимой, чем он предполагал. Возможно, подействовало лекарство от похмелья, посланное Харой. Возможно, это был всего лишь шок.

— Ты был предупрежден, человек Форрестер, — где-то рядом с головой раздался грустный голос инджойера.

Форрестер попытался ответить, но легкие отказали.

Он не мог потерять сознание, хотя страстно желал этого. Возможно — еще одно действие капсулы-эйфорика Хары. Затем он почувствовал, что заветная цель близка. Боль в животе тревожно нарастала и начала утихать, а затем он не чувствовал ничего или, вернее, никаких физических страданий.

Но боль засела в мозгу, хныкающая и причитающая. Почему? Почему я?

Форрестера вернули в сознание раскаты приближающегося смеха. Девушка радостно выкрикнула:

— Он вращает! Он вращает! Ого, кажется, я даже видела патрон!

Форрестер открыл глаза. Он лежал непонятно в чем, что покачивалось и тихо напевало. Девушка в голубом платье сидела спиной к нему, вперившись в экран, который сейчас показывал арену: раскрасневшаяся от возбуждения девчонка что-то громко кричала и довольно улыбалась, притопывая ногами, рядом с ней стоял мужчина с револьвером в руке, глаза его почему-то были завязаны.

Нещадно болевшие ссадины и синяки моментально напомнили Форрестеру о том, что с ним произошло. Он с удивлением обнаружил, что еще жив, и прокряхтел:

— Эй!

Девушка в голубом повернула голову и через плечо посмотрела на Форрестера:

— Ты в полном порядке, — сообщила она. — Главное — не переживай. Мы прилетим на место через минуту.

— Куда?

Она раздраженно вздернула плечами. Арена вместе с мужчиной и девушкой исчезла в тот момент, когда мужчина, казалось, начал поднимать оружие. А потом Форрестер видел над собой лишь небо и облака.

— Немного приподымись, — посоветовала девушка в голубом. — И ты все увидишь. Смотри вон туда.

Форрестер попытался приподняться на локте и, прежде чем рухнул на спину, зрение выхватило деревья и беспорядочную застройку зданий пастельных тонов.

— Мне не приподняться! Черт, меня чуть не убили. — Он ощутил, что лежит на носилках и что рядом находятся еще одни «обжитые» носилки.

Неожиданный сосед был укрыт простыней. Причем с головой.

— Кто это? — завопил Феррестер.

— Откуда мне знать? Я занимаюсь перевозкой, а не жизнеописаниями. Расслабься, или мне придется уснотворить тебя.

— Тупая стерва, — отчеканил Форрестер. — Я не потерплю подобного обращения. Я требую… Постой! Что ты делаешь?

Девушка обернулась, держа в руках нацеленный на него инджойер:

— Замолчи и лежи спокойно.

— Я предупреждаю тебя. Ты не посмеешь…

Она вздохнула и обрызгала лицо Форрестера чем-то холодным. Он собрал все свои силы, чтобы высказать ей все, что он о ней думал, и в первую очередь — о ее возможной сексуальной жизни, о ее мире, в котором чинился произвол и попрание прав состоятельных людей. Он не смог вымолвить ни слова. Все, что ему удалось выдавить, прозвучало как:

— Арррр. — Он не потерял сознание, но очень ослаб.

Девушка процедила:

— Я вспотела от тебя, зеленый. Ты ведь зеленый новичок? Я определяю на лету. Проснувшись в Дорментории, каждый из вас воображает себя Господом Богом. Пресвятая Богоматерь! Конечно, ты жив. И ты, несомненно, торчишь от собственной удачи. Но почему ты думаешь, что мы должны торчать вместе с тобой?

Все это время аэрокрафт разворачивался и плавно заходил на посадку. Девушка, которую Форрестер первоначально принял было за пилота, не обращала внимание на маневры. Она была сильно рассержена чем-то и в итоге сказала:

— Я свою работу знаю. Моя главная задача — сохранить твою жизнь или труп до тех пор, пока профи тобой не займутся. Я не обязана разговаривать с кем попало. А выслушивать чей-то бред и подавно.

— Ааррр, — повторил Форрестер.

— Ты мне даже не нравишься, — раздраженно уточнила она. — Из-за тебя я пропустила любимую передачу. Спи-ка лучше.

Стоило аппарату коснуться земли, она снова подняла инджойер, и Форрестер мгновенно заснул.

При температуре жидкого гелия все химические и биохимические процессы полностью прекращаются. На данном факте и на одной рациональной надежде базировалась самая крупная и прибыльная индустрия, рожденная на свет в конце двадцатого века.

Под рациональной надеждой подразумевалось, что темп прогресса медицины за годы, последующие после смерти, будет соизмерим с темпом прогресса будущего в целом, и, следовательно, вне зависимости от причин, вызвавших смерть, в будущем появятся способы лечения и восстановления замороженного человека или, по крайней мере, новые знания сведут болезнь до стадии ее незначимости для продолжения нормальной жизнедеятельности (включая метод восстановления повреждений, вызванных низкими температурами).