Фредерик Пол - Врата. За синим горизонтом событий

Откровенно говоря, она не могла избавиться от легкого предубеждения. Она слышала о Робинетте Броудхеде задолго до того, как он начал играть заметную роль в ее жизни. Когда Ларви сама была старателем, ей пришлось участвовать в полете с пожилой женщиной, которая некогда летала с Джель-Кларой Мойнлин. От этой женщины Ларви узнала историю последнего полета Броудхеда, того самого, который сделал его мультимиллионером. В этом полете было нечто сомнительное. Девять его участников погибли. Единственным выжившим оказался Броудхед. И одна из жертв — Клара Мойнлин, с которой (говорила женщина) Броудхед был в любовных отношениях. Возможно, личный опыт Ларви, опыт участия в полете, большая часть экипажа которого погибла, окрашивал ее чувства. Но она ничего не могла с ними поделать.

Любопытно, что, вероятно, слово „погибли“ не совсем применимо к жертвам этого полета. Эта Клара и все остальные захвачены черной дырой: возможно, они по-прежнему там и живы — пленники замедлившегося времени; может, за все эти годы постарели всего на несколько часов.

Так каков же тайный смысл письма Броудхеда? Он хочет с ее помощью найти возможность проникнуть в тюрьму Джель-Клары Мойнлин? Понимает ли он это сам? Ларви не могла судить об этом, но впервые подумала о своем нанимателе как о живом человеке. И мысль эта показалась ей трогательной. Ларви не стала бояться меньше, но почувствовала себя менее одинокой. Когда она принесла последнюю стопку сообщений в комнату Мертвецов — там Пол должен был передать их ускоренно, — она обняла Пола и прижалась к нему. Чем его очень удивила.

Когда Джанин возвращалась из очередного исследовательского рейда с Вэном в комнату Мертвецов, что-то подсказало ей идти потише. Она заглянула и увидела сестру и зятя; они удобно сидели у стены, краем уха прислушивались к бессвязной болтовне Мертвецов и разговаривали. Она повернулась, прижала палец к губам и отвела Вэна подальше. „Мне кажется, они хотят побыть наедине, — объяснила она. — А я устала. Отдохнем“.

Вэн пожал плечами. Они нашли удобное место на пересечении коридоров, и Вэн задумчиво сел рядом. „Они соединяются?“ — спросил он.

— Вздор, Вэн. У тебя только одно на уме. — Но она не была раздражена, позволила ему приблизиться, пока он не положил одну руку ей на грудь. — Убери, — спокойно сказала она.

Он убрал руку. „Ты чем-то обеспокоена, Джанин“, — недовольно сказал он.

— Уберись с моей спины. — Но когда он на миллиметр отодвинулся, она сама придвинулась ближе. Она была вполне удовлетворена тем, что он ее хочет, и верила, что когда что-то случится — а то, что рано или поздно случится, она была убеждена, — это произойдет только по ее желанию. За два месяца знакомства с Вэном она привыкла к нему, он ей нравился, она даже начала доверять ему, а остальное может подождать. Она наслаждалась его близостью.

Даже когда он капризничал. „Ты неправильно соперничаешь“, — пожаловался он.

— С кем я должна соперничать, ради Бога?

— Поговори с Крошечным Джимом, — строго ответил он.

— Он научит тебя лучшему поведению в воспроизведении рода. Роль мужчины он мне объяснил, и я уверен, что вполне могу соперничать. Конечно, у тебя другая роль. Вообще-то ты должна позволить мне совокупляться с тобой.

— Да, ты это уже говорил. Знаешь что, Вэн? Ты слишком много говоришь.

Он в замешательстве некоторое время молчал. Не мог защититься от этого обвинения. За всю свою жизнь он знал только один способ взаимодействия — разговоры. Он начал вспоминать все, чему учил его Крошечный Джим. Тут лицо его прояснилось. „Я понял. Ты хочешь сначала поцеловаться“, — сказал он.

— Нет. Я не хочу целоваться „сначала“, и убери колено с моего мочевого пузыря.

Он неохотно освободил ее. „Джанин, — воскликнул он, — тесный контакт очень существенен для „любви“. Это справедливо для всех животных, не только для людей. Собаки принюхиваются. Приматы копаются в шерсти друг у друга. Пресмыкающиеся сплетаются друг с другом. Даже розы отрастают вблизи других кустов, хотя Крошечный Джим сомневается в сексуальном значении этого. Но ты проиграешь в соревновании производителей, если будешь себя так вести, Джанин“.

Она хихикнула. „Кому? Старой Генриетте? — Но когда он нахмурился, она его пожалела. Объявила: — У тебя глупые мысли. Последнее, чего я хочу — даже если мы доберемся до твоего проклятого соединения — это попасться в таком месте“.

— Попасться?

— Ну, забеременеть, — объяснила она. — Выиграть в соревновании воспроизводства. Быть проколотой. О, Вэн, — она подула на его макушку, — ты просто ничего не понимаешь. Бьюсь об заклад, что рано или поздно мы с тобой „соединимся“, и, может, даже женимся, и выиграем это глупое соревнование. Но пока ты всего лишь сопливый ребенок, и я тоже. Ты не должен хотеть воспроизводства. Ты должен хотеть любви.

— Ну, это правда, но Крошечный Джим…

— Не можешь ли забыть о Крошечном Джиме? — Она встала и некоторое время смотрела на него, потом сказала:

— Вот что я тебе скажу. Я иду в комнату Мертвецов. А ты почитай немного, чтобы остыть.

— Это глупо, — усмехнулся он. — Тут нет ни книги, ни устройства для чтения.

— О, ради Бога! Тогда иди и погуляй, пока не успокоишься.

Вэн посмотрел на нее, потом на свою свежевыстиранную юбку. Вздутия не было видно, зато виднелось свежее мокрое пятно. Он улыбнулся. „Я сейчас в этом не нуждаюсь“, — сказал он.

К их возвращению Пол и Ларви больше не ворковали, но Джанин видела, что настроены они мирно. Ларви же не могла понять, как настроены ее сестра и Вэн. Она посмотрела на них задумчиво, хотела спросить, чем они занимались, потом передумала. Пол был возбужден своими открытиями. „Ребята, вы только послушайте!“ — сказал он. Он набрал номер Генриетты, подождал, пока она поздоровается, и спросил: — Кто ты?

Голос окреп. „Я компьютерный аналог, — произнес он твердо. — Когда я была живой, меня звали миссис Арнольд Митчем, семьдесят четвертая орбита, девятнадцатый день полета. Я бакалавр наук, и у меня докторский диплом Тулейна и диплом доктора философии Пенсильванского университета, моя специальность — астрофизика. После двадцати двух дней полета мы состыковались с артефактом, и нас захватили его обитатели. Ко времени моей смерти мне было тридцать восемь лет, и я была на два года моложе… тут голос задрожал… — Дорис Филгрен, нашего пилота… — снова колебания в голосе… которая… с которой мой муж… с которой у него связь… и которая“…. — в голосе послышались всхлипывания, и Пол отключил его.

— Ну, хоть недолго, — сказал он, — но хоть что-то. Наша тупая старая Вера установила все-таки, чему она соответствует в реальности. И не только она. Хочешь узнать, как звали твою мать, Вэн?