Мария Фомальгаут - Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник)

Он смотрит на меня с той стороны окна. Ему только семнадцать. У него ещё всё впереди. Между нами два года жизни… и смерти. Между нами Армагеддон. И Чердак с его анекдотами. И зелье. И бешеные пляски мертвецов. И сумочка в подворотне. И…

Он видит меня. Он даже поставил на окно икону, чтобы меня отпугнуть, икона обжигает меня какими-то флюидами, это больно.

Вижу рядом своего отца. Вру, уже не моего – его отца. У меня отца нет. У меня вообще ничего нет. меня самого уже нет.

Огромным усилием воли протягиваю истлевшую руку. Стучу в окно.

Отец вскидывает ружьё. Что он задумал…

2013 г.

Я проснулся на своём острове, как всегда, огляделся вокруг: не осыпался ли остров за ночь, не стал ли меньше, не истлел ли. Нет, кажется, всё в порядке. Кажется… Ну да, всё в порядке, всё те же самые двести квадратных метров от и до, ровная серая площадка, и моя плетёная хижина посередине. Больше у меня ничего не было – площадка и хижина, да в те времена я не знал, что может быть что-то другое…

Нет, было, конечно, другое – там, на других островах. На островах в стороне от меня – были бунгало, коттеджи, дома, даже многоэтажки какие-то, только это уже на очень больших островах, во много километров. Я даже не понимал, как они держатся в воздухе, высоко в небе. Были и маленькие островочки, где только и умещался, что человек – и я не знал, как бедняга спит, как у него вообще не затекают ноги всё время сидеть на коленях. И как он не свалится во сне…

Разные были острова. Я выходил из хижины – и видел их много-много. Большие, маленькие, средние, голые, поросшие травой, с хижинами, с домами, с коттеджами, с людьми, – все они парили в воздухе, медленно поднимаясь вверх, как крохотные пузырьки в воде. Мой остров поднимался вверх не быстрее всех, но и самым медленным он не был. Так, среднее что-то, и радоваться особенно нечему, и тревожиться повода нет.

Если посмотреть вниз, можно увидеть крыши домов, кроны деревьев, крохотные человеческие фигурки на других островах. Когда я смотрел вверх, я видел ровные серые площадки – основания островов, летящих в небо. Островов было много, они парили в небе, как опавшие листья, только не вниз, а вверх – и я всё искал между ними клочки высокого синего неба.

Где-то там, внизу, рождались миры. Где – я толком не знал, читал в учебниках, что есть внизу какая-то Твердь, не то планета, не то ещё что, на которой вырастают острова – растут, поднимаются над ней, выше, выше, сначала неловко, неуверенно, становятся на крыло, а потом взмывают вверх, к небу, к далёким звёздам. Клочок земли, где вырос остров, сколько-то месяцев отдыхает, рубцует раны – а потом снова порождает остров…

Когда остров поднимается высоко, из его плоти, из его глины вырастает жемчужина жемчужин, главное, для чего живёт остров – человек. Ещё голый, ещё плохо понимающий, кто он и что – он уже видит, что летит вверх, навстречу звёздам, и радуется, и смеётся от счастья. Ходит по острову, ловит кусочки того, что падает сверху: одежду, ветви, щепки, иногда – камни, кое-какую утварь, строит себе жилище, кутается в лохмотья. Много что делает человек на своём острове, но главное – тянется вверх.

Вверх… Ну, конечно, все по-разному, кто-то летит быстрее, кто-то медленнее, обгоняем друг друга, состязаемся, как можем – говорят, кто-то даже умеет силой мысли подгонять свой остров, тянуть его вверх, вверх. Видел умельцев, которые приладили к островам крылья – это просто смешно, как будто какие-то крылья здесь могут помочь. Хотя, говорят, какие-то пропеллеры есть, реактивные двигатели – но я их не видел, может, слухи всё это…

Высоко-высоко показалось что-то, летящее не вверх, а вниз – я насторожился, присмотрелся. Ветошь какая-то… нет, не ветошь, куртка, похоже, кожаная, не хуже других… я подошёл к краю острова, протянул руку. Ну, давай… только попробуй упасть мимо, только попробуй пролететь чуть подальше. Только посмей… нет, в руку. Как нарочно – в руку. И правда, кожаная куртка, тёплая, как раз по осени, надел, обшарил карманы, нашёл пять тысяч рэ.

Редкий успех, прямо не верится, что так повезло.

Закутался в куртку, помянул того, кто когда-то её носил. Ясно же, что не мог человек просто так бросить со своего острова такую вещь – значит, ни его, ни его острова больше нет. Значит…

Как гибли острова, я тоже не видел – это происходило где-то там, высоко-высоко, наверное, под самыми звёздами. Что именно происходило, я тоже плохо понимал, какие-то странники на вертолётах поднимались туда, говорили про истлевающие острова, которые осыпались песком, про ветхих старцев, доживающих свой век, смотрящих в небо – небо, которого они вскоре лишатся. Потом умирал остров, умирал человек, всё вместе – истлевшее, разлетевшееся в прах – скользило вниз, вниз на Твердь, возвращалось земле, их породившей.

И правда, мимо меня скользнула горстка песка и что-то, похожее на полуистлевшую ключицу. Меня передёрнуло, я тихонько помянул умершего, всё-таки спасибо ему, теперь в память о нём буду куртку носить. Вспомнил про смерть, поморщился, подумал, что со мной-то этого точно не будет.

Молодость… когда-то мы все так думаем поначалу – что уж мы-то не умрём, не истлеем, и острова наши не разлетятся в прах, где надо – залатаем остров, где надо – подлечимся… доживём лет до двухсот, поднимемся выше всех. Ну, это мечта всех и каждого, грёза такая, сон – острова, люди, дома, общество, государства – остались там, далеко внизу, а над тобой – ни островов, ни платформ, только бескрайнее небо.

И звёзды.

Уж мы-то до них доберёмся. Ускорим свой остров, будем рвать жилы, махать крыльями, я не знаю, что делать – но доберёмся до звёзд, как никто не добирался.

Ну, может, единицы долетали до неба.

Но про них никто ничего не знает, потому что они улетели на звёзды и не вернулись.

Молодость… Да, я в молодости тоже такой был. Ещё в детстве такой был, когда ещё плохо себя помню, плохо понимал, кто я и что я. Когда только оторвался от острова, голый, мокрый, перемазанный глиной, меня породившей – смотрел в небо и махал руками, и чувствовал, что мой остров несёт меня вверх. Люди смеялись надо мной, я думал, они радуются, что я лечу в небо. Кто-то поймал какие-то лохмотья пижамы, летящей с неба, бросил мне. Мне кричали: надень, надень, я не понимал, что это значит…

Я тогда много чего не понимал. Понимал только одно: лететь надо вверх, к звёздам. Рвать жилы, махать крыльями, силой мысли ускорять свой остров, латать прорехи на платформе, дожить до ста лет – но долететь до звёзд.

– Эй, парень…

Я повернулся к нему, к своему соседу. Я не знал его имени, я просто знал, что он – есть. Мы вместе родились – примерно в один и тот же месяц, мы вместе начали свой путь, поднимались к звёздам, как дураки, махали руками. Иногда перебрасывались парой-тройкой фраз…