Мария Фомальгаут - Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник)

Со страхом.

И хочется, как в детстве, закричать во всё горло: ма-ама, и мама прибежит, мне что, делать больше нечего, с тобой тут нянькаться, на работе устала, как собака, у тебя совесть вообще есть или нет… и оставит меня наедине с ночными страхами, с Тем, Кто Живёт Под Кроватью, и с Тем, Кто В Углу…

Так было в детстве.

И сейчас вот так же. Когда приходит страх.

Оборачиваюсь.

Смотрю в темноту ночи за окном.

Может, померещилось, может, и правда ветка стучит в окно…

Нет, не померещилось. Вот он. Смотрю на него.

На полусгнивший череп, присыпанный пожухлыми листьями, в левой глазнице у него болтается на паутинке меленький червячок…

Может быть, я успею предупредить его.

Не знаю.

Скорее всего, нет. Если время ещё можно повернуть вспять, то пустить время по другой дорожке – нереально. Нет у времени других дорожек. Нет развилок. Чему быть, тому не миновать.

И всё-таки я на что-то надеюсь. Вспоминаю, где его дом, адрес, адрес, вспомнить бы ещё этот чёртов адрес, вылетел ведь из головы. Да у меня много что из головы вылетело, скоро мозги вытекут к чёртовой матери.

Кажется, здесь он живёт. Пробираюсь через дохлый лесочек, листва под ногами шепчется с темнотой полуночи. Вижу знакомый дом, почему-то сейчас он кажется мне незнакомым, да мне всё кажется незнакомым. Может быть, я ошибся адресом. Очень может быть. Я вообще много стал ошибаться, после того, как меня…

Стучу в окно. Смотрю на молодого парня в комнате, у него ещё всё впереди, он ещё не знает, что будет. Стучу в окно. Он не видит меня, не смотрит в мою сторону. Стучу в окно…

– …ты в Москве, главное, загнездись, а там видно будет, – кивает отец.

– Загнездись – это как?

– А то сам не знаешь… знакомства заведи, задружись там, с кем надо…

– А учиться не надо? – спрашиваю.

– Ага, не надо… если не учиться, то на хрена тогда вообще ехать. Ты это, смотри… начнутся у тебя там пьянки-гулянки всякие…

Фыркаю.

– Да что ты… я не такой.

– Ой, да не надо ля-ля, я сам такой был… до поры, до времени. Москва, она, брат, знаешь, как заворожит… имя своё забудешь, а не только за чем приехал… только так тоже не годится… я вот загулял-загулял, и после второго курса всё, выперли… так и не доучился…

Оторопело смотрю на отца, вот уж не думал, что он тоже учился в Москве. Уверенно киваю, будь спок, всё будет нормально, мы этих москвичей всех за пояс заткнём, мы им покажем…

Ночные страхи уходят, сейчас не их время. Сейчас время светлого утра и светлого солнца. Почему-то я надеюсь, что вечером страхи не вернутся, солнце спугнёт их.

Почему-то надеюсь…

Крадусь к нему в темноте полуночи. Моё тело меня слушается. Пока ещё слушается.

Может, успею его предупредить…

– Ой-ой-ёшеньки, учить он сел… – Чердак выдёргивает у меня учебник, – твой мозг отказывается воспринимать информацию…

– А сдавать как?

– Ой-ой-ёшеньки, не знает он, как сдавать… знаешь анекдот, шпиёна английского в наш универ послали, и разоблачили знаешь как? На лекциях все спали, и он спал, потом все гуляли, и он гулял, все пили и он пил.

– И что?

– Все сдали, а он не сдал.

Фыркаю. Чердак хватает меня за шиворот.

– Айда уже… русские не сдаются…

Дальше местного нашего клуба в посёлке нигде не бывал, не сходить в какой-нибудь «Армагеддон» было нельзя, в жизни себе такого не прощу. Вообще не представлял себе, что делать в клубе, как встать, как сесть, толпа взмыленных тел дрыгается под какой-то музон, парень в углу зажимает девчонку, она хохочет во всё горло…

– А ты чего скис? – вопрошает Чердак.

Хочу признаться, что не знаю, как себя вести в клубе. Не признаюсь. Этого мне здесь не простят…

– Ой-ой-ёшеньки, стесняется он… Знаешь анекдот, дочка собирается на дискотеку, а мама видит, что под мини-юбкой у дочки нет нижнего белья…

Терпеливо выслушиваю анекдот. Чердак приносит два бокала, наполненные какой-то хренью. Спохватываюсь: ну конечно, чтобы вот так с остекленевшими глазами дрыгаться на танцполе, нужно выпить… Как у Алисы в стране чудес: чтобы пройти через дверцу, надо что-то выпить или что-то съесть…

Пью. Конечно, не в то горло, конечно, захлёбываюсь кашлем, девчонки хохочут. Ничего, скоро я тоже буду так хохотать…

Иду на танцпол, тело становится лёгким, будто и не моим вовсе. Полуголая девица кладёт руки мне на плечи, чувствую, что улетаю куда-то.

А потом приходит тьма.

Холодная тьма осенней ночи, морок мёртвых листьев, изморозь разрытой могилы. И уже не вижу, кто танцует вокруг меня, то ли люди, то ли оскаленные черепа и пустые глазницы, смотрю на себя самого, на свои руки, да что с ними, дочиста обглоданные фаланги с кое-где приставшими жилками…

Может, я успею предупредить его.

Может, я успею сказать ему, как он пойдёт в клуб, «Армагеддон», или что-то там в этом роде, как напьётся какой-то дряни, так до сих пор и не знаю, что там была за дрянь, как наутро проснётся с квадратной головой и не сможет оторвать её от подушки.

– Живой, нет? – спросит его Чердак, сам еле живой после вчерашнего.

– Ага…

Он будет отрывать голову от подушки, ещё пожалеет, что рядом нет домкрата. Он снова научится чувствовать своё тело, такое чужое, побывавшее в куче других тел, женских, бесстыдных, хохочущих. Захочется отмыть его даже не с мылом, а не знаю, с чем.

Может, я успею предупредить его. Как он проснётся поутру, подумает, что лучше бы не просыпался. Как он начнёт припоминать мороки прошлой ночи.

– Ну, ты вообще буйный вчера был… орал, как резаный… – скажет Чердак.

– Правда? – спросит он.

– Ну… орал, что на тебя мертвецы лезут… и что ты сам мертвец…

Он вспомнит. Содрогнётся от ужаса.

– Что, крепенькое зелье было? – спросит Чердак.

Он вспомнить про зелье. Про жуткое ощущение невесомости между небом и землёй. Вздрогнет.

И поймёт, что хочет ещё.

Иду к его дому. Кажется, этот дом, если я не запутался с адресами. А что, вполне могу запутаться, память у меня дырявая.

Сегодня закрыл шторы, так будет спокойнее. Мне так казалось. Чёрта с два так спокойнее, я же знаю, что он уже стоит там, у окна, уже заглядывает в комнату. Так даже хуже, я не вижу его, даже тёмной тени, темнее самой ночи – не вижу.

Хочется отдёрнуть шторы. Только сейчас уже не отдёрнешь шторы, сейчас уже и с кровати не встанешь, страх надёжно приковал к месту.

Страх…

Я и забыл, что это такое. Забыл с самого-самого раннего детства, когда ещё не понимаешь, где сон, где явь, и снится тебе, что по стенке бегает цыплёнок, и просыпаешься, бежишь искать: а где он, куда убежал? С тех пор много времени прошло, много воды утекло, стало как-то не до страхов, ни до кого, ни до чего. Много чего было, первый раз в первый класс, ты уроки делать собираешься или нет, ты как экзамены сдавать будешь, а…