Иван Крамер - Машины Российской Империи

Я покрутился по платформе, стараясь не приближаться к дальнему концу, где остановились мои подопечные. Вокруг было множество людей. Из глубины туннеля донесся нарастающий рокот, потом раздался мелодичный перезвон, и на станцию выкатил состав: паровоз с близко посаженными фарами, который показался бы игрушечным на фоне «Самодержца», и три желтых вагона.

И это все? Я снова ощутил разочарование. Эх, чудеса прогресса, не такие уж вы чудесные! Вагоны совсем небольшие, сколько людей такой поезд сможет перевезти зараз? Несколько десятков…

Двери раскрылись, и кондуктор прокричал сначала на венгерском, а после на французском и английском:

– Станция «Площадь Октагон»!

На платформу вышли несколько человек, другие стали заходить. Мистер Чосер, за ним Джуса, а после Кариб, в дверях окинувший станцию внимательным взглядом, шагнули в первый вагон. Я нырнул во второй. Двери за мной закрылись, снова прозвучал радостный перезвон, и подземный поезд тронулся.

Не успел я осмотреть вагон, как, спустя пару-тройку минут после отбытия, мы стали замедлять ход. Остановились, двери раскрылись, снаружи донеслось:

– Станция «Опера»! Выход к Оперному театру!

Станция была такая же, с боковыми платформами и низким сводом. А наверху – Оперный театр, который я вообще-то хотел увидеть, потому что его хвалила Джейн за пышные орнаменты в стиле барокко и великолепную настенную живопись. Но троица из соседнего вагона наружу не вышла, и пришлось ехать дальше, сказав себе, что я – пес-ищейка, а не праздный турист. Красоты Будапешта, проспект и окрестные бульвары, знаменитая Опера или открытый на месте осушенных болот парк Варошлигет с его искусственными озерами – все это теперь не для меня.

Путешествие закончилось на конечной станции подземки, недалеко от восточного берега Дуная. И дальше все стало очень интересно: моя троица наверх не пошла, а осталась на платформе. Встав за колонной, я увидел, как Джуса раскрыл железную калитку в конце станции. От калитки в туннель уходила неширокая полка, и все трое один за другим вступили на нее. Кариб небрежно оглянулся, скользнув взглядом по платформе, и я затаил дыхание.

Как только они скрылись из виду, я поспешно зашагал в ту сторону. Кажется, на поступок этих троих никто не обратил внимания, люди на станции либо вообще не придали значения тому, что кто-то прошел в зону, для обычных пассажиров явно не предназначенную, либо приняли троицу за служащих подземки.

Оказавшись возле калитки, я оглянулся – кондуктора поблизости не было – и под удивленным взглядом какой-то дамы сдвинул защелку. Прикрыв калитку за собой, сделал несколько шагов и остановился. Где же они?

Полка шла примерно в метре над полом туннеля. Заметив в кирпичной стене слева дверь служебного помещения, я толкнул ее – закрыта. Тут в глубине туннеля включился фонарик, и тогда стало ясно, что троица не вошла внутрь, а двигается прочь от станции.

Я поспешил за ними, раскрыл еще одну калитку и по короткой лестнице спустился к рельсам. А ведь дальше поезда пассажиров не везут, эта станция конечная. Впереди туннель разделялся, две колеи уходили каждая в свой рукав. Я двигался быстро, но тихо. Льющийся со станции позади свет постепенно тускнел, протянувшаяся передо мной тень все бледнела. В свете горящего впереди фонаря виднелись три силуэта. Оставалось только надеяться, что никто из троицы не оглянется – сейчас они легко заметят слежку.

Мы шли по узкому туннельному рукаву, между концами шпал и его стенами почти не оставалось места. На ходу я достал из несессера ремешок, пристегнув, перебросил через голову. Под ногами тихо хрустел щебень. Спереди доносились негромкие голоса Джусы и мистера Чосера, Кариб, как обычно, отмалчивался.

Преступники уходили все дальше от станции, и я совершенно не понимал, что им понадобилось в этом месте. Что, во имя всех подземных крыс, может прятаться в глубинах будапештского метро?! Где-то здесь должно быть депо, ремонтные помещения и, уже совсем близко, Дунай. Туннель либо должен свернуть вдоль реки, либо закончиться, либо круто нырнуть вниз, чтобы пройти под ее ложем. Хотя я слыхал про разветвленные, таинственные и опасные парижские катакомбы, но ничего не знал про искусственный туннель под Дунаем…

Сзади донесся шум поезда. Он вкатил в туннель и теперь догонял меня.

И тут же горящий впереди фонарь погас. То ли выключился, то ли его от меня что-то закрыло – источник света исчез. Я побежал. Поезд стучал все громче, идущий от него свет становился ярче, моя тень скакала, ломаясь на рельсах. А если машинист не заметит меня, если не затормозит? На бегу я протянул вбок руку – расстояние между рельсами и стеной совсем небольшое, там не укрыться, паровоз меня собьет, размажет по камням и шпалам. Но куда подевались те трое? Я бежал, что было сил – и сумел понять, что миновал небольшую нишу, лишь когда та осталась позади. Споткнувшись о шпалу, едва не упал, прыгнул назад. Навстречу по туннелю, ревя и грохоча, мчалось железное чудище с узко посаженными сверкающими круглыми глазами.

В неглубокой нише пряталась дверь: железная плита в прямоугольнике из толстых балок. Тяжело дыша, я прижался к ней спиной. Поезд пронесся мимо, замигали окна, грохот наполнил нишу, мелькнул последний вагон – и стало темно. Я поморгал, потрогал уши, затем достал фонарик, включил и повернулся.

Получается, преступники исчезли за этой дверью? И она, конечно же, заперта… Ничего, отмычки со мной!

Прежде, чем вскрыть замок, я вытащил из кобуры револьвер. Воображение живо нарисовало картину того, как стоящий прямо за дверью Кариб поднял свой двуствольный обрез, готовясь выстрелить мне в лицо…

Когда замок раскрылся, я погасил фонарик, толкнув дверь, упал на одно колено и выставил оружие. Впереди было темно. И тихо, очень тихо. Помедлив, я снова включил фонарь – луч озарил каменный коридор, идущий вниз с небольшим уклоном. На своде поблескивала влага, пол со стенами были неровные, в трещинах и выступах. Коридор изгибался сначала в одну сторону, потом в другую, так что луч не проникал далеко, и я не видел тех, кого преследовал. Но и они не видели меня.

Я стал спускаться, перешагивая через камни. Трижды коридор круто поворачивал, затем расширился и стал пологим. Кажется, он теперь тянулся в юго-восточном или южном направлении, примерно вдоль реки. Вскоре он стал еще шире, окончательно превратившись в туннель, и я погасил фонарик, когда увидел луч света впереди. Прислушавшись, различил далекий голос, слов не разобрал, но по интонации узнал мистера Чосера и поспешил дальше.

В туннель влился другой, под ногами потянулись рельсы узкоколейной дороги. Между шпалами я заметил россыпь чего-то белого, осторожно потрогал, понюхал пальцы, потом лизнул – мука. Дальше валялась смятая консервная банка, пахнущая рыбьим жиром, потом кусок холстины, пустой мешок, обломки ящика… Дорогой пользовались, возили по ней грузы, причем вполне понятные, обыденные. Я шел, не отставая, но и не приближаясь к троице. Вдруг их фонарик погас, и наступила полная темнота. Скользя рукой по неровной стене, я еще некоторое время двигался вперед, потом остановился, подождал с минуту… свет больше не появлялся, голоса не были слышны. Тогда я включил фонарик и спустя минуту быстрой ходьбы обнаружил в стене справа ворота, к которым сворачивали рельсы. Дальше туннель был перегорожен завалом камней.