Дмитрий Раскин - Судьба и другие аттракционы (сборник)

— Я попытался запустить по колеям мир, в котором когда-нибудь, может быть, будут полнота и целостность Бытия. И метафизика этой полноты будет светлой, сбывшейся, достигшей самой себя. Я запутался, я понимаю. Но ваше Добро, ваше Царство Божие, они же вместо Бытия и Света!

— Но только это Добро! И только оно абсолютно! — вскакивает отец Габриэль. — А все эти фикции свободы! Какая свобода, если в начале у вас был генномодифицирующий скальпель?!

— Я пытался так ее умножить, — ответил Снайпс. — Не знаю, верите ли вы в Бога, — я не верю, но знаю: Он не примет этого вашего Царства Божия.

— Примет, профессор. Примет! Потому что только это Царство Божие сделает его Реальностью для всех вас.

— Не надо бегать по комнате, — строго сказал отцу Габриэлю Керенджи. — Вы мешаете мне контролировать ситуацию. — Отец Габриэль остановился на месте.

— Профессор, я предложил вам воплотить невоплощаемое, выйти за рамки предначертанного, на свободу из клетки нашей человеческой сущности-сути — и всё это не по капризу, не из похоти Духа, а во имя Добра! Во имя Бога Добра, понимаете?!

— Для меня могут быть Бытие и Свет без Бога, вне его… пусть я, может, не прав, но это так для меня… Но Бог без Бытия и Света для меня абсурден. Вы же пытаетесь доказать, что Он есть потому, что отменяет Бытие и Свет.

— Он больше и глубже и потому он вправе.

— Если вдруг вы правы, — перебил его Снайпс, — он отменит Самого Себя… если он есть, — добавив своей глубине. Миру, жизни, добавив…

— Не святотатствуйте! Я запрещаю! — отец Габриэль чуть было снова не начал бегать по комнате.

— Вы сейчас возмущаетесь как священник? — вежливо осведомился Энди.

— Послушайте, профессор… Роберт, — отец Габриэль вдруг стал говорить тихо. — Мы с тобой одной крови. Нравится тебе или нет, но это так. Нас разделяют лишь слова, дефиниции, фразы.

— Для меня этого уже достаточно, — улыбнулся профессор.

— Это отказ? — спросил отец Габриэль. — То есть вы, уважаемый мэтр, собираетесь умереть за слова и фразы?

— За то, что серьезнее, глубже слов у меня уже не получится, — сказал Снайпс. — Не тот масштаб у меня, видимо.

— Но вам же страшно, — сказал священник.

— Страшно, — согласился Снайпс.

— Ну, а вы? — отец Габриэль обратился к Ульрике.

— Я знаю, что там ничего нет, — говорит Ульрика. — Но если бы было возможно сознание там , у меня была бы одна мысль: слава богу, что от наших пробирок и аппаратов и от самого нашего скальпеля зависит не так уж и много.

— Получается, девочка, ты готова умереть, кануть в небытие, в это самое никуда (как ты считаешь!), где ни сознания, ничего вообще, только за то, чтобы не дать в наши руки инструмент, который нам не слишком-то и поможет? — театрально всплеснул руками отец Габриэль.

— Как ни смешно, но да, — ответила Ульрика.

— Ну, а ты, Энди, так тебя кажется? Чем порадуешь?

— Я не согласен с Ульрикой, — произнес Энди.

Отец Габриэль оживился.

— Там что-то всё-таки есть, — сказал Энди.

— Вам как священнику, должно быть, приятно такое услышать в наш век, — съязвила Аврора Браун. — Но у нас нет времени на дискуссии, что сами по себе, наверное, интересны. Поэтому давайте-ка попробую я.

— Ульрика Дальман, вы по-прежнему отказываетесь от сотрудничества? — сухой, канцелярский тон Авроры Браун.

— Да, — кивнула Ульрика. Выстрел.

Маленькая дырочка посередине лба Ульрики, из которой сразу же побежала кровь. Голова Ульрики упала на плечо профессора, кровь стала заливать его рубашку. В другое его плечо упирался Энди, они схватились с профессором за руки, сцепились пальцами. Глеб и Мэгги сжались на своих местах.

Керенджи так и сидел со своей винтовкой. Стрелял не он. В руке у Авроры Браун дымился маленький револьвер. Наверно, и было задумано так, чтобы много дыма. Чтобы не сразу поняли, кто стрелял.

— Энди Крауз, если я не путаю фамилию, вы по-прежнему отказываетесь от сотрудничества? — доктор Браун спросила с той же самой интонацией.

— Я согласен.

Мэгги увидела белый, бледно-белый цвет этой его фразы.

Снайпс всё ещё сжимал пальцы Энди. Энди сам высвободил свою руку — он теперь не вправе.

— Роберт Снайпс, — тем же самым тоном продолжила Аврора Браун, — вы по-прежнему отказываетесь от сотрудничества?

— Я соглашусь, — выдохнул Снайпс. — Соглашусь, если…

— Если что? — ленивый интерес в голосе доктора Браун.

— Если вы отпустите Мэгги и Глеба.

— Да ради Бога.

— Но… — попытался было отец Габриэль.

— Пусть идут, — Браун сказала отцу Габриэлю мягко. — Не будем мелочиться, святой отец.

— Мне нужны гарантии, — говорит профессор. — Я должен увидеть, как звездолет мистера Терлова стартует с ними обоими на борту.

— Вы что, никогда не видели стартующего звездолета? — сострила Аврора Браун. — Ладно, увидите. Надеюсь, это всё?

— Нет, профессор, не надо! — Мэгги казалось, что она кричит.

— Не надо становиться на цыпочки, девочка, — говорит ей отец Габриэль. — Иди себе и живи. Что тебе до того, что сейчас изменится судьба мира, о котором ты никогда ничего не узнаешь? Его нет для тебя и для любого индивида человеческой ойкумены. Он всегда будет параллельным миру вашему. Настолько параллельным, — усмехнулся отец Габриэль, — что его просто так не будет для вас никогда. Если ты станешь настаивать, просто-напросто попадешь в психушку. Впрочем, заведения подобного рода сейчас на Земле стали как никогда эффективными и гуманными, так что вернешься оттуда здоровой и посвежевшей… Я бы еще понял тебя, Мэгги, — отец Габриэль перешел на какой-то отеческий тон, — если бы мы угрожали человечеству. Но ведь нет же, нет. Мы же не космические террористы. Кстати, последние из оных были отстреляны в годы бурной юности нашего Джона, — священник подошел к Керенджи, похлопал его по бронированному плечу, — при деятельном его участии. Так что Земля кое-чем обязана ему. Так что девочка, твоему человечеству вообще ничего не угрожает. Мы просто хотим обзавестись человечеством собственным, и только. Он повернулся к Снайпсу. — Добро пожаловать, Роберт.

— Профессор, я прошу вас! — Мэгги рыдает. Глеб пытается её унять. — Этот не должен сесть на жизнь своей жирной задницей.

Керенджи дулом своей винтовки столкнул на пол тело Ульрики.

Этот звук упавшего, отяжелевшего от смерти тела.

— Что же вы, святой отец, — Глеб сумел разлепить губы, — не предложили сразу подобной мены ?

— Думаешь, Ульри… — улыбнулся священник.

— Не называй ее так, — конвульсивные рыдания Мэгги. — Ты не имеешь права!

— Осталась бы жива в этом случае? — невозмутимо продолжил своё отец Габриэль. — А мне вот кажется, что в начале нашей беседы профессор не был готов к подобным компромиссам. Скажите сами, профессор.