Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 6

Герди рекомендует мне «быть естественной и оставаться собой». Попробуем, а пока давай-ка, милочка, внимательно посмотрим в зеркало и оставим на время Знаменитую Исследовательницу Дальнего Космоса Подкейн Фрайз. Что мы там видим?

Бедра у меня округляются, точно. Меня уже не спутаешь в полутьме с мальчиком. Так уж нас спроектировали, чтобы легче было рожать детей. А что, неплохая мысль, правда? Особенно если малыш будет похож на нашего славного Дункана. Все малыши очень милые, хотя некоторые их проявления милыми не назовешь.

Признайся, Подди, разве разнесчастные восемнадцать часов солнечного шторма не были самой яркой страницей в твоей жизни? Возиться с малышом даже интереснее, чем решать дифференциальные уравнения.

На межзвездных кораблях, конечно, будут ясли. Что же выбрать? Изучать педиатрию, психологию раннего возраста и педагогику, чтобы сделаться хозяйкой межзвездных ясель? Или все-таки прорваться на курсы пилотов, осилить все трудности и сделаться женщиной-пилотом… которую никто не берет на работу.

Что ж, у меня еще есть время подумать.

Скорее бы на Землю. «Злачные места», в конце концов, надоедают девушке со здоровыми — или ограниченными, если вам угодно, — вкусами. Мои «венерианские» деньги иссякли: надо же оставить сколько-нибудь и на Париж. Конечно, можно попытать счастья в казино, но ведь я отношусь к той категории игроков, которые обеспечивают выигрыши Кларку и ему подобным. Кстати сказать, местная реклама вполне способна породить преждевременные морщины там, где прежде были милые ямочки. Похоже, Декстеру начинает надоедать моя наивность: я, видите ли, никак не пойму, к чему он стремится.

За свои восемь с половиной марсианских лет я поняла, что отношения с мужчиной надо закруглять прежде, чем ему станет с тобой скучно. Я увижусь с Декстером еще один, ПОСЛЕДНИЙ, раз, когда буду стоять на трапе «Трезубца» и подарю ему последний, страстный и настоящий поцелуй, чтобы всю свою жизнь он думал, что все могло быть, если бы он сделал верный ход.

За пределами Венусбурга я побывала один-единственный раз, да и то в герметичном туристском автобусе. Мне кажется, что весь этот шарик, целиком состоящий из болот и плотного смога, надо бы оставить аборигенам, вот только и им он, похоже, ни к черту не нужен. Однажды мне показали летящую фею, но из-за тумана я ничего не разглядела.

Мне бы очень хотелось увидеть фею, летящую или сидящую. Декстер говорит, что километрах в двухстах от Венусбурга располагается их колония, и берется свозить меня туда на своем «роллсе». У его машины есть автопилот, но я бы предпочла Герди или, на худой конец, Кларка.

Кое-чему Венера меня научила. Давать чаевые, например. Бывалому Путешественнику без этого не обойтись. В Марсополисе чаевые считают пороком, но в Венусбурге без них шагу не ступишь: механизм обслуживания не может работать без смазки.

Честно говоря, отношение к туристу в Марсополисе колеблется от безразличного до чудовищного. До сей поры я считала это совершенно естественным. Марсианин треплется с коллегами или занимается чем-нибудь еще, а потом, как бы случайно, замечает вас и снисходит до ваших нужд.

Другое дело — Венусбург! И дело здесь не только в деньгах. Похоже, я постигла Великий Секрет Великих Путешественников. Португальский я почти не знаю, а на орто здесь говорят далеко не все. Однако не надо быть великим лингвистом, чтобы выучить на пяти-шести-семи-восьми языках слово «спасибо».

Я начала постигать это, общаясь с Марией и Марией: раз по сто в день я лопотала «прига-прига», что, если произносить правильно и не торопясь, должно звучать как «о бригадо». Вас обслужат гораздо лучше, если вы дадите ничтожные чаевые и скажете при этом «спасибо», чем если вы молча отвалите солидную купюру.

Я выучилась этому волшебному слову на десятке языков и всегда стараюсь поблагодарить человека на его родном языке, если, конечно, могу угадать его национальность. Не страшно, если ошибешься: швейцары, клерки и таксисты знают Волшебное Слово на нескольких языках. Вот что следует выписать и выучить каждому путешественнику:

«О бригадо, Данке Шен, Мерси, Спасибо, Киат осс, М'гой, Грациа, Ори гато, Грейси-осс, Ток».

Или «деньги-ток», что, по мнению Кларка, означает: «в деньгах толк». Бедняга Кларк ошибается по молодости лет: он не снисходит до того, чтобы сказать «спасибо», и ему приходится давать «на чай» гораздо больше, чем мне. Ему это — нож острый, но даже торговые автоматы, не говоря уже о таксистах, обходятся с ним, как с неодушевленным предметом, едва он пробует восстать против местной простой, но эффективной «системы смазки». Он, ясное дело, бесится, и каждый чих обходится ему вдвое дороже, чем мне.

Если я скажу финну «ток», а не «киат-осс», он поймет меня правильно. Если я спутаю японца с кантонезцем и скажу «м'гой» вместо «ори гато», он не обидится. А уж «о бригадо» знают все.

А если вы угадаете родной язык вашего собеседника, то перед вами расстелют цветной коврик и преклонят колени, причем с искренней улыбкой. С меня в таких случаях даже чаевых не брали — и это в Венусбурге, где патологическая меркантильность Кларка считается совершенно естественной.

А я-то сдуру изучала книжонки с советами «как-вести-себя-на-других-планетах»! Клянусь, мой способ стоит двух дюжин других.

Мне кажется, что дядя Том чем-то здорово озабочен. Он какой-то рассеянный… Правда, он по-прежнему улыбается мне, когда я (с трудом) обращаю на себя его внимание, но улыбка у него какая-то ритуальная и быстро тает. Может, это связано с Венусбургом и пройдет, как только мы стартуем. Скорее бы! Следующая остановка — Луна-Сити.

Положение ужасное: от Кларка уже двое суток ни слуху ни духу, и дядя Том места себе не находит. Кроме того, я поссорилась с Декстером, хотя это, конечно, чепуха по сравнению с исчезновением брата.

А дядя Том всерьез поругался с мистером Председателем. Я, правда, не знала, в чем дело, но сразу же приняла сторону дяди Тома. Декстер, как оказалось, так же слепо предан своему отцу, как я дяде Тому, вот мы и поссорились. Жалко: мне сейчас очень нужна жилетка, в которую можно выплакаться. Я слышала из их разговора не так уж много, но поняла, что за внешней холодностью и вежливостью скрываются бурные страсти, и что лет триста назад такая беседа завершилась бы шпагами или пистолетами на рассвете.

Мистер Куна явился к нам вовсе не похожий на Санта Клауса. Дядя встретил его холодно:

— Я предпочел бы, сэр, встретиться с кем-нибудь из ваших подчиненных.

Мистер Председатель пропустил это мимо ушей, и тут дядя Том заметил меня, хотя я спряталась за роялем и сидела тише мыши. Он велел мне идти в свою комнату, что я и сделала.