Гоар Маркосян-Каспер - Четвертая Беты

Кабинет Изия был непомерно велик, но обставлен просто, без всякой роскоши. Великолепный мозаичный паркет и тончайшая резьба панелей золотистого дерева плохо гармонировали с несколькими грубо сколоченными столами, одним поменьше, рабочим, и тремя большими, похожими на обеденные, помимо них в комнате стояли только многочисленные стулья, ни одного кресла, ни одного дивана. Дану представилась жесткая узкая койка, на которой, без сомнения, должен спать владелец подобного кабинета.

Сам Изий стоял у окна спиной к двери. В комнате было еще несколько человек, они сидели, неестественно напрягшись, готовые вскочить по первому сигналу и без оного. У другого окна, единственный из всех свободно, даже чуть присев на подоконник, расположился Маран. Он был злой, как черт. За два месяца общения Дан научился улавливать его настроения по внешне спокойному лицу. Увидев Дана, он сделал невольное движение, словно хотел подойти, но не подошел, напротив, принял прежнюю позу. В глазах его Дан разглядел предупреждение. Какое?

Провожатые, введя Дана, молча вышли. На звук захлопнувшейся двери Изий обернулся, увидел Дана и направился к нему. Не дойдя двух-трех метров, остановился.

— Ты был с Мараном в районе Вагры? — не то спрашивая, не то утверждая, проговорил он.

— Был.

— Расскажи.

— Что именно?

— Все.

Помедлив секунду, Дан стал рассказывать. Еще до того, как он начал говорить, Маран неслышно переместился за спину Изия, и теперь, чуть отводя глаза, Дан встречался с ним взглядом. Маран казался невозмутимым, но в его глазах пряталось напряжение, нараставшее с каждой фразой Дана. Наконец Дан добрался до дома Илы Леса.

— А теперь как можно подробнее, — с расстановкой произнес Изий. И Дан увидел, как напряжение в глазах Марана превратилось в немой крик.

— Подробнее, боюсь, не получится, — он словно услышал со стороны свой извиняющийся голос. — Там я как-то задумался и пропустил разговор мимо ушей. Если б я знал, что это так важно…

— О чем задумался? — подозрительно спросил Изий.

— О жене, — наивно пояснил Дан. — Мы с ней поссорились. Я увидел на стене портрет женщины, наверно, жены Илы, и вспомнил о своей.

— Из тебя, молодой человек, — резко сказал Изий, — никогда не получится ничего путного. Там, где надо думать о деле, ты вспоминаешь о женщине.

Дан смущенно развел руками. Корчить из себя идиота было не особенно приятно, но Ила и Ган… он боялся ляпнуть что-нибудь не то, выдать их… и потом, кто знает, о чем Маран рассказал, о чем умолчал… вон оно что! Да это же проверяют Марана! Веселенькая у них тут жизнь, я погляжу…

Между тем напряжение в глазах Марана спало, и Дан понял, что благополучно выбрался на твердую почву. Зато уж спасение свое и Марана подоспевшим Илой Лесом он расписал в самых ярких красках!

Изий выслушал его, не перебивая, но когда Дан добрался до конца, он, словно отметая все, что касалось Илы, повернулся к Марану и сказал, улыбаясь:

— Значит, вошел в толпу врагов без охраны и без оружия?

— Не врагов, а крестьян, — поправил Маран.

— Враждебно настроенных крестьян. Один против ста. Так?

— Так.

— Зря. Не надо рисковать жизнью, которая нам всем необходима.

Ну, звезда Марана взошла в зенит, подумал было Дан, но что-то заставило его споткнуться на этой мысли. Что? Какая-то трещинка или червоточинка в голосе Изия? Он не стал додумывать, другая мысль затмила остальные — а как же с Илой? Словно ничего не было сказано, переступил, не глядя, и заговорил о другом… Ну что ж, попробуем еще раз! Опасно? Плевать! Дан решился, но не успел он открыть рот, как Маран тихо спросил:

— Что будем делать с Илой?

Изий недовольно поморщился.

— Не пристало начальнику спецотдела Охраны задавать подобные вопросы. Как можно поступить с человеком, который пренебрегает решениями Лиги и правительства, который тянет нас назад, во времена императоров и баронов, с врагом равенства, а следовательно, врагом идей Большого Перелома?

Маран промолчал.

— Ты понял меня? — возвысил голос Изий.

— Понял.

— Мы будем судить его открытым судом. Его и Гана. Обоих. Да… Надо примерно наказать крестьян. Чтоб в следующий раз неповадно было брать то, что им не принадлежит. Как члены Правления, согласны со мной?

— Согласны, — решительно ответил один из присутствующих.

— Как именно будем наказывать? — деловито поинтересовался другой.

— Подумаем. Полагаю, будет правильно отобрать один мешок из доли. У всех. Конечно, кроме тех, кто сообщил нам об этом безобразии.

— Не слишком ли мягко? — усомнился солидный толстяк.

— Ничего, на первый раз будем снисходительны.

Снисходительны! Дан вспомнил слова Илы Леса — «Два мешка это полуголодное существование»…

— Я могу идти? — спросил он устало.

— Иди. И в следующий раз будь повнимательнее. Ротозеи нам в Охране не нужны.

Выходя, Дан услышал обращенное, видимо, к Марану:

— Я думал, ты лучше умеешь подбирать людей…

Достанется ему на орехи, позлорадствовал мысленно Дан. Так ему и надо, пусть не служит этому подонку…

Во дворе его нагнал Маран.

— Ловко ты выпутался, — сказал он вместо приветствия. — Хорошо, что сообразил. Я боялся, ты по наивности выболтаешь все, что говорил Ила, а это — полный обвал… хотя все равно Иле твое выступление не помогло… да и не могло помочь, теперь ты это понял, надеюсь?

— Зато мое выступление помогло тебе, — сказал Дан вместо ответа.

Маран невесело рассмеялся.

— Эх Дан, как плохо ты разбираешься в людях… Да он мне этого никогда не простит.

— Чего?

— А того, что ты так красочно описал. Ведь сам он способен войти только в толпу охранников, да и то с опаской.

— В таком случае, прошу прощенья.

— Брось…

Рэта, меньшая из лун, уже клонилась к горизонту, когда начальник спецотдела Охраны и его невольный наперсник вышли из Крепости. Пересекли пустое пространство… Еще кто-то из древних владык повелел не строиться рядом с Крепостями ближе, чем на тысячу… нет, кажется, три тысячи шагов, запрет этот диктовался чисто военными соображениями, позднее город придвинулся к Крепости, но и теперь пустое пространство радиусом в четыреста-пятьсот метров окружало ее стены. Вошли в город. Странно, улицы были залиты светом. Дан поднял голову: маленькие, тусклые обычно лампочки светили, как прожектора, видимо, в другие дни они горели вполнакала, если не в четверть.

— Разве сегодня какой-нибудь праздник? — спросил он.

— Праздник у нас только один — День Большого Перелома. Ты должен помнить этот день.

Еще бы! Дан помнил этот день даже слишком хорошо. Он порылся в памяти — нет, освещение тогда было обычное.

— А почему же?.. — он указал рукой на лампочки.

— В городе волнения, — кратко ответил Маран.