Геннадий Тищенко - Взгляд извне

— Значит, ты регулярно употреблял подобные препараты? — как можно спокойнее спросил я, игнорируя его инсинуации по поводу Новицкого и Центра.

— Да… — Шарль горько усмехнулся. — На протяжении трех лет…

В те далекие дни у меня нередко создавалось впечатление, что мы с Белкой попали в большой достаточно комфортабельный дурдом. Кого только мы не встречали в том «закрытом заведении»! Причем, не всегда удавалось с ходу определить, кто есть кто. Идешь, бывало, по коридору, а навстречу — до боли, знакомая физиономия. И силишься, иной раз целый день, вспомнить, кто же это такой был?! А потом выясняется, что по коридору, в ожидании процедур, прогуливался, к примеру, сам Адольф Шикельгрубер. Гитлер то есть. Правда мешки под глазами Адольфа были не столь заметны, как на карикатурах Кукрыниксов, поскольку медицина двадцать второго века свое дело знала. И прическа у него была изменена, и характерных усиков не было, но тяжелый взгляд и холерические вспышки вдохновения заставляли вспомнить кадры кинохроники, запечатлевшие бесноватого фюрера.

Позднее узнал, что в двадцать втором веке Адольф был рядовым веб-дизайнером, а на досуге малевал акварельные пейзажики. Заведение, в котором мы с Белкой находились постоянно, Адольф посещал лишь раз в неделю. Какие с ним проводились процедуры я, признаться, так толком и не понял. Видимо они носили профилактический характер и каким-то образом были связаны с коррекцией психики Адольфа. Правда, иногда в моей крохотной комнатке, когда Белка уходила к подружке (дублю Мерилин Монро, была такая американская кинозвезда в середине двадцатого века) Адольф, убедившись, что мы одни, выдвигал за чашкой чая бредовые идеи из области евгеники. По его мнению выходило, что, если срочно не задуматься об очистке генофонда человечества от тупиковых генетических линий, то прогресс медицины и гуманизация пенитенцитарных заведений ( тюрем, исправительных колоний и трудовых лагерей ) приведет к деградации земной цивилизации. Толерантность к даунам, олигофренам, сексуальным и прочим маньякам, не говоря уже об индивидуумах с криминальными наклонностями, а также гомиков и лесбиянок должна была вылиться в деградацию человечества, считал Адольф.

Иногда после кружки геонского эля (иных горячительных напитков в нашем заведении, увы, не бывало) Адик начинал бредить о том, что бы он сделал, если бы получил власть над миром. Но при этом мы оба прекрасно понимали, что это просто полет фантазии, не более того. Не тот был наш Адик, что его прототип, хвала Великой Ноосфере! Далеко не тот! Обеззубленный, что ли, какой-то? Именно на его примере я понял, что среда обитания и времена, в которые проживает конкретная личность, имеют огромное значение.

Разок, уже на третьем месяце пребывания в «Странном Доме», я даже Наполеона встретил! Да-да, того самого, императора Франции, прославившегося тем, что он, по словам Льва Толстого, «сгубил немалое число европейцев, включая своих сограждан»! Правда, поговорить с Наполеоном мне так и не удалось, поскольку и в новые времена он был окружен плотным кольцом поклонников и поклонниц. Прежде всего, меня поразил маленький рост императорского дубля. Действительно — настоящий «Короткий Паша», как его называли в Египте. И понятнее мне стало, почему появилось определение «комплекс Наполеона», применяемый современными психологами (из конца двадцатого века) к людям невысокого роста. Но харизма у «Короткого Паши», конечно, была!.. Да еще какая! Её на десятерых хватило бы. Он действительно обладал непререкаемым авторитетом и всегда был абсолютно убежден в своей правоте. И это буквально гипнотизирующе действовало на окружающих и магически заражало их «верноподданническим синдромом».

Кстати, несмотря на то, что я всегда скептически относился к астрологии и нумерологии, я разок, на досуге, просчитал по астрологическим и нумерологическим таблицам некоторых известных исторических деятелей. И выявились, к моему величайшему удивлению, интереснейшие закономерности! К примеру, Ленин, если верить Пифагорийской нумерологической системе, отличался мощнейшим биополем. То есть обладал ярко выраженными экстрасенсорными качествами и мог буквально гипнотически действовать на окружающих! Да и его астрологические характеристики удивительно соответствуют тому, что известно о нем из воспоминаний современников. Ведь родился Володя Ульянов в Год Лошади, потому и отличался амбициозностью, энергией и трудолюбием, свойственным людям этого знака Восточного Гороскопа. Да и по Западному Гороскопу выходит, что рожденные 22 апреля, отличаются энергией, упорством и, при этом, гибкостью. Да и сексуальностью Ильич не был обделён, как это свойственно всем «тельцам», которые являются самыми сексуальными по западному гороскопу. Ленин до поры до времени подавлял свою сексуальность, сублимируя её в энергию, для своей политической борьбы. Лишь роман с Инессой Арманд прорвал линию обороны Ильича.

Не могу не вспомнить о том, что в «Странном Доме» я встречал и Льва Николаевича. Без бороды, правда. И более молодого, чем мы привыкли видеть на портретах Репина, Крамского, или какие там еще художники его малевали?.. Пардон, писали маслом. Еще раз извиняюсь за языковой сумбур, но напоминаю: у меня такая каша в голове, что я часто выражаюсь в несвойственной мне, истинному, манере. Чаще всего я сбиваюсь на жаргон тинейджеров из конца двадцатого века. Годы юности — лучшие в жизни любого человека. Посему и язык, коим индивидуум изъяснялся в юности, остается с ним навсегда. Вместе с тем, через меня пропустили море мнемограмм! Особенно мнемограмм из середины и начала двадцатого века! И хотя, после каждого сеанса мозги мне «промывали», кое-что в них все-таки застревало. Посему, извините покорно, за архаизмы, порой внедряющиеся в текст.

Кстати, Лев Николаич в новом воплощении был вовсе не писателем, и даже не офицером. Он был Кутюрье. Именно так, — с большой буквы! Недаром в моем мире, в младые годы он слыл комильфо, зело любившим с дамами общаться! А уж у прославленного Кутюрье такого общения, сами понимаете, — выше крыши!

Впрочем, что это я все о господах из далёкого прошлого? Иногда нас с Белкой сводили и с выходцами из века двадцать первого. И надо признать: общаться с ними было ничуть не легче, чем с каким-нибудь Джугашвили-Сталиным, или Ульяновым-Лениным. Порой мне было трудно определить, что в проводимых со мной экспериментах было явью, а что — виртуальной реальностью, созданной в мнемографе (или в моих мозгах?) виртуозами психографики. Иногда даже закрадывалась мысль, а что если я вовсе не являюсь Димой Еремкиным?! Вдруг я, в действительности, какой-нибудь Билл Гейтс, появившийся и выросший в иных, так сказать, условиях. А моя Белка на самом деле — остановленный в росте (то есть на стадии юной девушки) клон какой-нибудь Маты Хари. Впрочем, Белка, с ее феминистскими замашками, скорее могла быть клоном мадам Коллонтай, идеолога женской эмансипации и свободной любви, со специфической советской окраской.