Евгений Филенко - Сага о Тимофееве (сборник)

– А стояк я тебе все ж таки перекрою, – объявил Антей, пялясь куда-то поверх головы Тахиона.

– Антей, голубчик, – промолвил тот. – Вы как нельзя кстати. Сколько с вами ретромотивов?

– Четыре, – сказал лжесантехник, моментально перестраиваясь. – Дело в том, что появление этих сорванцов у нас в Институте встревожило дирекцию, и мы были вынуждены… Соля, ты ли это?! – воскликнул Антей, заглянув в комнату через голову Тахиона.

По коридору прошло шевеление, и теснота сделалась просто-таки невыносимой.

– Посторонитесь, граждане, – сказал Дима Камикадзе, легко оттирая Антея чугунным плечом и пропуская вперед девушку Свету. – Я слышал, тут нужна грубая физическая сила?

– Может, кому по фейсу врезать? – с надеждой спросил маломощный, но задиристый Лелик Сегал.

– Да сколько же вас?.. – поразился Тахион.

– Сколько надо, столько и будет, – произнесла Света деловито. – Там на лестнице еще человек восемь историков, да сейчас юристы с экономистами на автобусе подъедут… – повернувшись, она ухватила опешившего Антея за рукав пятнистой спецовки. – Ну-ка, повторите, как вы назвали Вику?

– Соля… – пробормотал тот. – Соля Антонова, кому как нравится – тот так и зовет…

– Сольвик Антонова, девяносто семь процентов соответствия! – засмеялась Света. – Ну конечно же! Они-то искали какую-нибудь там Викторию – и просмотрели…

Девушка Сольвик, сидя на диване, от счастья улыбалась и плакала одновременно. Хотя ничего и не понимала из Светиных слов.

30. Как разрушить Калинов мост

– Полезли, – сказал Фомин, с ненавистью глядя на осмелевших динозавров. – Обрадовались… А один в воду плюхнулся. Уйдет, должно быть. Тимофеич, много там было водоплавающих?

– Не очень, – отозвался Тимофеев, дуя на содранные до крови ладони. – Тот, что уплыл, не злой. Он в Шиш-озеро направился.

– Встречались?

– Было дело… Еще пара плезиозавров удерет в Шотландию, в Лох-Несс, а диплодоки, видимо, в Африку подадутся, но они травоядные, неопасные. В газетах о них как-то писали.

– А все прочие, я вижу, не дураки побаловаться человечинкой, – вздохнул Фомин. – Ну что, попробуем еще?

– Пожалуй, – проговорил Тимофеев и с гримасой боли уперся сбитым плечом в неподвижную до подлости лесину, которая уже подрагивала от приближения поганых чудищ.

Впереди, выпятив белое ослизлое брюхо, рысцой трусил осатаневший от голода тираннозавр-рекс. Парочка горгозавров увлеченно грызлась с тарбозавром-батаар и потому чуть поотстала…

– Знаешь что, Николай, – промолвил Тимофеев, разгибая невыносимо ноющую спину. – Наверное, мы их не остановили. Мы их только задержали. Интересно, на сколько?..

– И все же они не прошли, – сурово сказал Фомин.

Они молча смотрели на неотвратимо надвигающуюся смерть, и не было в них ни единой капли страха. Они сделали все, что смогли, и никто на их месте не мог сделать большего…

– Я тебя, беса! – раскатился над мостом уже знакомый лязг. – Съем и косточки у порога закопаю, лапами твоими курьими хоромину подопру! Будешь меня, старую, по ночам тешить!

Злая, как сам дьявол, со вздыбившимися пегими лохмами, Карога встала на пути жадно щелкавшего экскаваторными челюстями тираннозавра и замахнулась на него клюкой. Царственный ящер затормозил когтистыми ножищами и озадаченно присел на хвост.

Тимофеев обернулся. И теплая волна дружбы и любви захлестнула его, подняла к самому небу, исцелила его раны…

Через зеленый луг, размахивая топорами, на помощь к ним спешили светлоголовые и голубоглазые русы, решительные и умелые, а в бою беспощадные, впереди всех мохнатым клубком катился Осен. На соединение с ними из леса во весь опор неслись спасатели: Дима Камикадзе на бегу засучивал рукава, Лелик Сегал размахивал невесть где раздобытым ломиком, Тахион с Антеем и всей его службой быта занимали веерную оборону, огнем из бластеров загоняя динозавров обратно на тающий островок инородного времени. И еще какие-то полузнакомые и вовсе незнакомые лица мелькали перед затуманенным взором Тимофеева.

– Витенька, милый! – воскликнула девушка Света. – Единственный мой!

И она кинулась ему на шею.

– Живем, Тимофеич, – сказал верный друг Николай Фомин.

– Живем, – устало, но радостно отозвался Тимофеев. – Живем вечно!

Ночью Тимофеев не спал – слушал, как падает снег, и тихонько вздыхал. На самом деле снег падал бесшумно, и поэтому Тимофеев по большей части вслушивался в звуки, издаваемые самим домом. Дом был старый, отцовский, и тишина в нем не наступала никогда: все время что-то поскрипывало, потрескивало и вздыхало в подполе. Тимофееву казалось: еще немного снега, и дом обвалится, просядет внутрь самого себя и придавит всех, кто в нем поселился. Мудрая Света обычно говорила: повышенная тревожность, надо пить успокоительное и поменьше думать перед сном. Она-то сама после своих тетрадей и бумаг засыпала мгновенно и спала как убитая, едва коснувшись головой подушки.

Поутру обнаружилось, что снег завалил крыльцо и подпер собою дверь. Белые языки заползли даже на оконные стекла. Тимофеев вылез из-под одеяла и теперь стоял ёжась, выдыхая кисейные тучки и борясь с неодолимым желанием вернуться в постель. Света приоткрыла один глаз и сказала полусонно:

– С днем рождения.

– Спасибо, – ответил Тимофеев, в очередной раз вздохнул и принялся натягивать на себя все теплое, что попалось под руку.

– Ужасно не хочется вставать, – сказала Света.

– Сейчас я принесу дров, затоплю, и все изменится к лучшему, – обещал Тимофеев.

– Мне стыдно, – продолжала Света, – все же твой день рождения, но мне ужасно не хочется, чтобы кто-то сегодня пришел в гости.

– И я тебя понимаю, – проворчал Тимофеев, залезая в валенки. – Может быть, никто и не придет.

– А зачем она тогда гостей намывает? – спросила Света, показав глазами на печь, где сидела кошка Клеопатра и самозабвенно суслила лапу.

– Она делает это каждый день, да еще не по одному разу, – пояснил Тимофеев. – И, по крайней мере, дети точно не будут.

– Да, они не выберутся, – сказала Света безразлично. – Наверное, им я была бы рада. Мы так редко видимся. Если бы был Николай Фомин, ему я тоже была бы рада. Тогда и все, кого бы он собрал, не были бы в тягость.

– Но Фомина нет, – сказал Тимофеев бесцветным голосом.

– Фомина нет, – откликнулась Света. – И некому собрать нас всех вместе.

– Но мы-то есть, – промолвил Тимофеев. – Мы живем, пока любим друг дружку.

Света молча глядела в потолок. Потом сказала:

– Если бы один из нас вдруг разлюбил другого, кто умрет первым? Тот, кто разлюбил, или тот, кого разлюбили?