Виталий Вавикин - Желание верить (сборник)

– Кто ты? – спрашивает она, надеясь, что женщина за стеной услышит ее.

Плачь стихает.

– Я могу тебе чем-то помочь? – спрашивает Джессика, прислушивается.

Тишина. Женщина боится ее. Женщина прячется от нее, как она сама прячется от Алана, когда он приходит пьяный или злой.

Но голос за стеной возвращается. Часто, настойчиво, неизбежно. Месяц за месяцем. Голос, который пугает Джессику. Голос, который просит о помощи, но как только Джессика пытается заговорить, смолкает. Голос из квартиры, которую Джессика не может найти. Что там? Кто там?

– Я помогу тебе, – обещает Джессика.

Она идет в магазин и покупает тяжелый молоток. Выбирает его тщательно, так чтобы можно было его поднять и пробить стену. Тонкую стену. Джессика, по крайней мере, надеется, что тонкую. Она возвращается домой и прячет молоток в ванной. Ждет утра. Лежит в кровати и слушает тихий женский плачь. «Ничего, – говорит она про себя, обращаясь к незнакомой женщине. – Завтра я тебе помогу».

Утро. 8.30. По радио играет популярная музыка. Джессика достает спрятанный молоток.

– Пожалуйста, отойди от стены, – просит она женщину, слушает.

Рыдания стихают. Джессика ударяет в стену молотком. Один раз, другой… Усталости нет. Джессика смотрит на часы – полдень. В проделанное в стене отверстие видна комната. Комната без дверей и окон. Джессика зовет женщину, но та прячется от нее, лишь слышны ее напуганные, тихие всхлипы.

– Ладно, – Джессика снова поднимает молоток, увеличивает пролом в стене, пробирается в соседнюю квартиру.

Женщина сидит, зажавшись в угол. Женщина ее лет, с ее лицом…

Джессика слышит, как в оставшейся за спиной квартире хлопает входная дверь. Алан пришел на обед. Она слышит его голос. Он зовет ее. Она не отзывается. Он проходит на кухню. Обеда нет. Алан закуривает, достает из холодильника холодную курицу, ставит ее в микроволновую печь, идет в гостиную. Окно разбито. На подоконнике лежит тяжелый молоток. Небо чистое, безоблачное. Внизу суетятся люди. Алан все еще курит, пытаясь понять, что случилось…

Языки были его страстью, смыслом всей его жизни. Еще в детстве Бент Конрад увлекся иностранными словарями, выпросил у родителей пару разговорников. Родной язык отошел на второй план – он изучил в нем все, что можно и потерял к нему интерес. Слова и правила откладывались в голове, запоминались с первого взгляда, в отличие от математических формул. Простую таблицу умножения он учил несколько месяцев, но забыл сразу, как только начались каникулы. Голова, казалось, просто отказывалась запоминать все, что не касается языков.

К десяти годам он уже свободно говорил на трех языках, к восемнадцати на двенадцати. В институте, куда он поступил с большим трудом из-за проблем с математикой и физикой, он едва смог закончить свое обучение, но, когда выпускался, консультировал преподавателей арабского и греческого. У него никогда не было определенной цели, плана на жизнь. У него была лишь страсть – языки. Чужие языки, непонятные, недоступные, мертвые.

Он не заметил тот момент, когда в голове что-то переключилось. Все как-то началось незаметно – языки начали сливаться воедино, объединяться. Он много путешествовал, изучал особенности редких языковых систем. Ему всегда казалось, что скоро на земле не останется ни одного места, где он сможет услышать незнакомую речь, но… Но незнакомую речь, чужой язык он услышал в своем родном городе. Сестра и родители о чем-то долго ему говорили, затем пришли соседи, друзья. Конрад пил крепкий кофе без сахара и думал о нюансах арамейского языка, когда услышал незнакомые слова. Как одержимый он вышел на веранду, долго смотрел на двух девушек. Они разговаривали друг с другом, но Конрад понимал лишь некоторые слова. «Нет, это определенно не арамейский», – решил он и попытался вспомнить, на каком языке говорят в его родном доме, попытался переключиться, сосредоточиться. Девушки увидели его, обернулись. Спросили, как у него дела. Конрад ответил, что все в порядке и широко улыбнулся, поняв, что в языке, на котором говорили девушки, не было ничего сложного. В его родном языке.

Но переключатель в голове сработал снова. Спустя почти год. Сработал странно. Конрад читал лекцию. Аудитория была полной. Люди слушали его, делали записи. Слушали до тех пор, пока Конрад не перешел на чужой, незнакомый им язык.

– Вы бы не могли говорить на английском, – попросила его девушка из первого ряда.

– На английском? – Конрад растерянно улыбнулся. – Извините, наверное, просто замечтался.

Аудитория хохотнула. Все обернулось шуткой, но уже спустя месяц Конрад повторил этот трюк, только на этот раз, когда его попросили вернуться к английскому, не смог избавиться от примеси иностранных слов, которые, как ему казалось, лучше подходят к ситуации.

Иностранные языки стали сливаться, объединяться. Шутка медленно превратилась в проблему. Конрад пытался заставить себя разделить языки в своей голове по странам, но не мог. Все спуталось, смешалось. Он взял отпуск, прислушавшись к совету, что ему нужно отдохнуть, но так и не смог избавиться от напасти. Наоборот. Все стало только хуже. Люди не понимали его, пугались. Даже родные мать и отец, не могли скрыть тревоги в своих глазах. Психотерапевт, на прием к которому записался Конрад, посоветовал ему прочитать пару книг на родном языке. Идея пришлась Конраду по душе, и он прочитал почти два десятка романов. Ему даже начало казаться, что все уже позади, что он вылечился, отдохнул и может вернуться к работе, но как только начались новые лекции, безумие вернулось. Или же не безумие? Конрад прислушивался к людям, стараясь постоянно держать в голове, на каком языке они с ним говорят, но это не помогало.

– Значит, безумие? – спросил он своего психотерапевта, но тот не понял его, потому что язык, на котором говорил с ним Конрад, был уже давно похоронен под пылью веков.

– Так безумие или нет? – спрашивал Конрад, возвращаясь к чтению романов на родном языке.

Он не чувствовал ничего необычного, не совершал странных поступков, был ответственен и пунктуален, но…

– Так безумие или нет?

Ответы пришли не из романов, смысл которых Конрад перестал улавливать. Ответы пришли из мертвых языков, которые остались даже для него загадкой. Переводы, которые невозможно было сделать прежде, открылись ему, зашептали ему о том, что с ним что-то не так. Следом за мертвыми языками был белый шум. Конрад понял, что это тоже язык, который можно подчинить правилам, выявить системы, понять. Языки были повсюду. Таблица химических элементов стала словарем, и Конрад верил, что если изучить ее, разобраться в ней, то можно будет понять язык предметов, разобрать их послания. Математические формулы, законы физики, реликтовое излучение – везде были скрытые послания. Послания о том, что он сходит с ума. И Конрад пытался говорить об этом окружающим его людям, искал язык, на котором они смогут понять его, понять его крик о помощи… Но люди не понимали… И он остался один. Навсегда один, в этом огромном, заполненном людьми мире…