Джон Барнс - Миллион открытых дверей

— Не важно. Ваш ответ неудовлетворителен. Видеозапись покажет, почему я считаю его неверным. Следующий вопрос.

Первое требование, высказанное вами прошедшей ночью, заключалось в том, чтобы вы, руководя Пасторатом, при котором не существует общины, получили возможность голосовать в Совете Рационализаторов. За это время вы арестовали четверых пасторов и назначили вместо них других людей, удовлетворяющих вашим требованиям…

— Естественно, — не переставая сладенько улыбаться, прервал Каррузерса Сальтини, — поскольку, как я уже указал, заговорщики-иррационалисты имеются в самых верхних эшелонах власти.

— Вы арестовали даже преподобную Кларити Питерборо, относительно которой у нас была договоренность, что вы ее не тронете…

— Аресты производились в соответствии с обвинениями в преступлениях, совершенных до заключения соглашения. А с этого момента…

— Что же такого она ухитрилась совершить посреди ночи? — взревел Каррузерс, больше не пытаясь скрывать гнев.

Последовала долгая тягостная пауза. Все ждали ответа. Наконец Сальтини спокойно проговорил:

— В этом зале присутствуют шестеро иноземцев, а вопрос касается самых срочных мер…

— Дерьмо, — презрительно проговорил Каррузерс. Казалось, он действительно запустил в Сальтини куском этого самого дерьма.

Преподобный Сальтини привстал и сказал:

— Может быть, проще всего уладить все эти вопросы путем голосования? Может быть, путем тайного голосования или ратификации…

Каррузерс вздохнул.

— У нас есть и другие вопросы. Начнем с них.

— Вот оно. Вот теперь нам крышка, — еле слышно прошептал Аймерик.

Мы с Биерис непонимающе уставились на него.

— Это может означать единственное: отец не уверен в том, что соберет нужное количество голосов.

Он обмяк в кресле и уставился в пол. Мы с Биерис переглянулись, и я понадеялся на то, что выгляжу не таким испуганным, как она.

Каррузерс-старший и Сальтини все еще смотрели друг на друга. Наконец они медленно, почти одновременно кивнули. Дальше все пошло согласно запланированной повестке дня.

Когда Аймерик поднялся для того, чтобы сделать очередной доклад, он показался мне на удивление спокойным. Я не мог понять, откуда у него столько сил, но он говорил ни разу не запнувшись — точно так, как говорил, когда мы репетировали презентацию материалов. На этот раз была моя очередь демонстрировать графики, а Биерис стояла рядом с экраном и указывала на определенные кривые и диаграммы по мере их появления.

Аймерик подробно излагал план борьбы с «контактным» кризисом. Формулировки он подбирал осторожно, надеясь, что в таком виде они будут лучше восприняты Советом. Проблема здесь, конечно, была в том, что каледонцы вряд ли могли благосклонно отнестись к общепринятым антикризисным мерам, заключавшимся в значительных вложениях капитала в низовую экономику и больших правительственных займах для осуществления крупномасштабных общественных проектов.

Долгу, который должен был образоваться в результате этого, затем предстояло рассосаться в ходе «контактного» бума, который должен наступить в самом скором времени — в особенности из-за того, что при начале бума должны были резко повыситься налоги.

Беда была в том, что любыми формулировками было очень трудно убедить каледонцев в необходимости добровольно залезть в долги, узаконить повышение коэффициента оплаты труда и запланировать девальвацию валюты.

В зале по мере выступления Аймерика становилось все тише и тише, а под конец впечатление было такое, что внимательно слушал его только отец.

Наконец Аймерик сказал:

— Я готов ответить на любые вопросы. Благодарю вас за внимание.

Я заметил, что жилы на старческой шее Каррузерса-старшего натянулись как веревки. Они с Сальтини, который тоже напрягся, не сводили глаз друг с друга.

Каррузерс разжал губы и был готов что-то сказать, но его опередил Сальтини.

— Как все мы теперь воочию убедились, в заговоре, направленном на подрыв устоев нашей веры и образа жизни, участвуют государственные деятели самого высокого ранга. Я арестую вас…

Каррузерс сдвинул брови и гневно проговорил:

— Вам, конечно, известно о том, что, согласно традиции, существующей уже более пятнадцати веков, полицейским запрещено входить в законодательные собрания…

Сальтини пожал плечами.

— Проголосуем? — равнодушно осведомился он.

С улицы донеслись звуки выстрелов — негромкие, глуховатые. Значит, пока — пока — стреляли не на поражение, а только для того, чтобы тот, в кого попали, лишился сознания.

Наступила долгая пауза. Все затаили дыхание. Послышалось еще несколько выстрелов и топот ног людей, бегущих по коридорам.

Каррузерс резко поднялся, рывком отшвырнул стул и сказал:

— Позвольте напомнить вам о том, что, если девять советников покинут зал заседаний, у вас не будет кворума.

— Отсутствие членов Совета, охваченных иррациональностью, вряд ли может служить для нас поводом к бездействию.

В зал через первую дверь вошли двое вооруженных «псипов». Все сидели не шевелясь. Послышался оглушительный выстрел в коридоре. Все повскакали со своих мест. Через вторую дверь вошли еще двое «псипов».

Они увели отца Аймерика и еще четверых пасторов. Среди них была Анна Дилидженс, мать Прескотта. За три минуты остальные советники ратифицировали все меры, к которым призывал Сальтини, объявили чрезвычайное положение и проголосовали против предложений Аймерика. А еще через две минуты, после заключительной молитвы, все они покинули зал заседаний.

Тут у меня вдруг мелькнула мысль о том, о чем мне когда-то говорил отец — в ту пору, когда он являлся заседателем в законодательном собрании на Уилсоне. А говорил он вот что:

«Главным признаком наличия демократии является ничегонеделание».

Мы остались в зале одни — наша троица и посол, в окружении копов из ПСП. Даже непонятно было, можно ли нам двигаться. Потянулась тягостная минута. Судя по тому, как неуверенно копы переминались с ноги на ногу, я сделал вывод: они тоже не в курсе, что с нами делать. Только я подумал о том, что стоило бы встать, непринужденно подойти к двери и выглянуть в коридор, чтобы узнать, что происходит, как вошел Сальтини. Он улыбался, но не так широко, как прежде.

Не обращая на нас ровным счетом никакого внимания, он подошел к послу Шэну.

— Все остальное очень просто, — объявил он. — Вы имеете право находиться на территории Посольства. Скажу откровенно: я не думаю, что имеет смысл высылать вас, поскольку с помощью установленного на территории Посольства спрингера вы сможете вызвать сюда целую армию. Но за пределами территории Посольства и вблизи от демаркационной линии будут действовать законы Каледонии.