Адвоинженер - Из коридора в коридор или секрет маленькой Амалии

– Мальчики, как с вами интересно, может еще про солитоны, только поподробнее. Уж больно тема волнующая – Ирина была «сама заинтересованность»

– Простите нас, Ирина. Ведь все, что мы изображаем – скучнейшие кванты, лавины, солитоны – лишь пыль в глаза, чтоб получить в награду одобрение, улыбку, тайный знак от той, кто миром верховодит взглядом, наклоном головы и трепетом ресниц

– Полегчало, давно бы так. Вадим, Вы нам сыграете еще?

– Охотно, только что. Из грустного, из запрещенки, из Вагантов?

– Хайдеггера давай, Орфей! – Сява застыл на пороге – Ты-ж яго пигменула, ты-ж яго пидвела…

– Сява, ты как здесь?

– Стреляли. Чего зауныли, акадэмики? Либо вы пьете, как люди умственного труда, либо поражаетесь в правах.

– Пьем, пьем!! – завопили все хором.

Сява вытащил из-за спины двух женщин.

– Прошу любить и жаловать, Надя и Савва.

– Уже любим, уже жалуем…

– Тогда, отставить науки, время разбрасывать руки – и Сява заграбастал обоих прелестниц, – вперед, к победе корпускулятивизма в одной, отдельно взятой обители.

Лед был сломан и кураж, мягкой, веселой волной покатился по нашему скромному жилищу. Тот же Сява навестил соседку (Лида), выпил на брудершафт, изъял у нее магнитофон «Весна» и… конечно, по доброте душевной, притащил с собой. Лида, надо воздать ей, тут же выпила не морщась, закусила благодарным поцелуем от Сявы (высокий класс), за две секунды навела порядок на столе и приковала к себе Мишаню, полностью исключив его дальнейшее участие в дискуссии.

Квятковский танцевал попеременно, то с Надей, то с Саввой, иногда бросая призывные взгляды на Ирину, но та весело отмахивалась. На звуки музыки сбежался, подрастаявший было, народ, квартира загудела с новой силой, и праздник весело въехал в завтрашний день.

Я, Вадя и Ирина переместились на кухню. Вадяй на секунду удалился, и вскорости вернулся с поллитровкой.

– Это, – гордо произнес он – экспериментальный образец, прошу дегустации!

Разлили по чуть-чуть… Вдохновение, очарование, торжество вкуса, благородство, изысканность. Напиток пробуждал чувство законной гордости и торжественное волнение.

– Вадимчик, нет слов, – это музыка, застывшая в банке.

– Рецепт разработан лично мной, под моим же руководством – улыбнулся сомелье – но ингредиенты, пропорции, режимы возгонки, очистки, настойки, держатся в строжайшей тайне. Даже от первого отдела

– Скажите мне, мальчики – откуда вы, с каких вершин спустились, что ищите в краю далеком, кого кинули в краю родном?

Как она была хороша в тот момент!

– Себя, сударыня, себя я потерял. Себя искал, – нашел у Ваших ног. Верните мне меня, но после, только не сейчас. А ноне, – не взыщите, не отвергайте, не гоните – Вадяй умел творить на гнусных диалектах обольщения.

– Я читала, что исландцы с детства пишут саги, стихами говорят и чувствуют спиной – Ирина цвела, а может, цвет давал напиток или зелье, которое сложилось из напитка и общения.

– Ах, что за взгляд, движенье, поворот, – отрада глаз моих, Ирина, Вы беззаветно хороши, прекрасны Ваши речи, но… Вас выдают глаза.

– И что же они выдают?

– Не что, а кого. Вы счастливы, мадам, и именно сейчас, в сию минуту, а может… влюблены?

Ирина улыбнулась, притянула Вадю к себе и крепко поцеловала в губы – Вот и ответ.

– Теперь я снова друг, опять, лишь друг. О, ужас!

– Мальчики, я хотела спросить, можно?

– Конечно! – ответили мальчики хором.

Ирина замолчала, задумалась, но так и не решилась на близкий разговор.

– Ладно, не сейчас, когда-нибудь потом.

– Потом, останется в тогда, и где-то не найдет того, кто здесь, за поворотом, стоял тихонько рядом, или смотрел издалека…

– Блин, здорово, а еще можешь?

– Могу ли – не вопрос – обязан, должен, трепещу и с обожанием смотрю в глаза прелестнице лукавой.

Под милый треп я расслабился, налил себе немного волшебства, и стал смотреть в окно, вернее в точку за окном.

– Не выкурить ли нам по трубке мира – Вадяй подмигнул мне, и мы вышли на балкон

– Что-нибудь скажешь? – обратился он

– По поводу Ирины?

– Не дури, ладно. Ирина молодец, но не об этом речь. Что происходит, наконец. Откуда рай и райские условия, чего они хотят и чем кому грозят

– Давай не сейчас

– Как скажешь, я задней точкой ощущаю напряжение

– Я тоже, однако, рановато говорить

– И Сявик сам не свой, – как объяснить ему?

– На днях отвечу – расскажу, что знаю.

– Добро, тогда… пойдем гулять Ирину – ох, хороша голуба, чертовски хороша…

Следующий месяц прошел в трудах праведных. Мощность лезла вверх, каскады прибавлялись, активные элементы исправно росли, силовые установки совершенствовались. Наш «крохотуля» пробивал сквозные отверстия в броне за считанные наносекунды. Все шло по плану, даже немного лучше. Начальство радовалось, аки дети малые.

Работы на полигоне тоже шли полным ходом. Все готовились перейти от мини-модели к опытному образцу первого каскада, который монтировался в далеком секрете.

Неожиданным приказом нам повысили зарплату и выдали премиальные. С такой радости мы обзавелись электрофоном «Вега», магнитофоном «Нота» и кучей грампластинок фирмы «Мелодия». Теперь кроме домотканного кантри в доме поселилась советская и зарубежная эстрады, немного джаза и чуток классики. Мы-ж интеллигенция, бля… или кто?

Вместе с ростом пресловутой мощности росла и популярность напитка НК, выстраданного в сосуде скорби и печали. Вадя, скромно потупив глаза, выслушивал похвалы и восторги, но секрета, подлец, не выдавал.

Сявины подвиги на ниве ублажения дамского техперсонала стали притчей во языцех. К нему стояла внушительная очередь одиноких и ужасно одиноких. Скажу более, любое появление Сявы в зоне действия бытового обслуживания, общепита, поликлиники начиналось и заканчивалось бурными и продолжительными объятиями переходящими в…

Тут уже зона прайвеси, и настоящие джентльмены об этом умалчивают.

Интересным казалось то, что Сявины дамы как-то мирно уживались друг с другом. Будто незримая рука выстроила их в правильную очередь, и кто-то очень важный внушил, что нарушение грозит полным исключением и дальнейшей обструкцией. Сяву любили, ждали, желали, но уважали и принимали беспрекословно. Свое время контролировал только он.

Пару раз мы пересекались с Квятковским, разок мимоходом виделись с Мишаней. Ни намека, ни полслова. Меня даже отпустило. Со своими сокамерниками я откровенничать не стал, сказал, что всех волнует пробой на силовом агрегате и возможность возникновения взрыва на больших мощностях. Оба ангела пожали плечами и удовлетворились объяснением. Ученые – народ странноватый.