Уилбур Смит - Свирепая справедливость

- Нам придется все время следить за поверхностью, самые плохие условия: неровная местность и такая погода...

- Попробуйте, - просил Питер, - пожалуйста.

Пилот колебался еще пять секунд.

- Полетели! - неожиданно сказал он, и тут вторая группа "Тора" бросилась к люку второго вертолета, а полицейские и землемер убедились, что их не включили в список пассажиров.

Ветер бил вертолет, словно кулаки боксера, машина ныряла и раскачивалась, вызывая тошнотворное ощущение.

Внизу проносилась земля - очень близко и в то же время неразличимо в темноте ночи. Фары одинокой машины на сельской дороге, огни деревни, каждый желтый прямоугольник отчетлив и близок - единственные ориентиры, имевшие смысл, остальное - темные пятна леса, скалы, каменные стены поперек полей, и даже это каждые несколько минут исчезало, когда новый порыв дождя уничтожал всякую видимость, и пилот все свое внимание сосредоточивал на тусклом свете инструментов, расположенных буквой Т перед ним.

Каждый раз как они вынырывали из облаков, становилось темнее, все более угрожающе выглядела земля, потому что они были вынуждены опускаться все ниже, чтобы не утратить контакт с ней. Питер втиснулся на откидное сидение между двумя пилотами, Колин стоял за ним, все всматривались вперед, все молчали и напрягались, а громоздкая машина тяжело летела над самой землей, цепляясь за береговую линию.

Они добрались до берега, призрачная линия прибоя фосфорически засветилась всего в пятидесяти футах под ними, и пилот тут же повернул на юг - несколько секунд спустя внизу показались огоньки.

- Виклоу, - сказал пилот, а второй пилот назвал новый курс. Теперь они могли нацелиться прямо на Ларагх.

Вертолеты пошли по новому курсу, над самой дорогой.

- Четыре минуты до цели, - крикнул второй пилот Питеру, показывая вперед пальцем, и Питер не пытался ответить ему в грохоте и лзге роторов, он только проверил свой "вальтер" в быстро расстегивающейся кобуре; пистолет легко лег в руку.

Джилли О'Шоннеси бросил в синюю брезентовую летную сумку несколько своих личных вещей, смену белья и бритвенный прибор. Потом отодвинул от стены железную кровать и опустошил свой тайник, вынув кирпич.

Там новые паспорта. Калиф снабдил документами даже девчонку - Элен Барри, его дочь. Калиф обо всем подумал. Вместе с документами лежали шестьсот фунтов в туристских чеках и запасной магазин для пистолета. Джилли сунул все это в карман и последний раз осмотрел мрачную унылую комнату. Он знал, что не оставил никаких следов: все, что может привести к нему охотников, он уносит с собой. Но он был одержим потребностью уничтожить все следы своего пребывания. Он уже давно перестал думать о себе как о Джилли О'Шоннеси. У него нет имени, и есть только одна цель уничтожение. Захватывающая страсть уничтожения жизни.

Он мог наизусть прочесть строки из "Катехизиса революционера" Бакунина, особенно определение истинного революционера.

"Человек, у которого нет имущества, нет интересов, нет никаких личных связей - нет даже имени. Он одержим одной мыслью, одним интересом, одной страстью - революцией. Человек, разорвавший связи с обществом, нарушивший все его законы и обычаи. Он должен презирать мнение остальных и быть в любое время готов к мукам и смерти. Жестокий к себе, он должен быть жесток и к другим, и в сердце его не должно быть места для любви, дружбы, благодарности и даже чести".

Стоя в пустой комнате, он видел себя в один из редких моментов откровения, видел подлинным революционером, и ему на мгновение захотелось посмотреть на свое отражение в зеркале, укрепленном поверх обвисших обоев над кроватью.

Он увидел холодное смуглое лицо истинного революционера и почувствовал гордость тем, что принадлежит к избранным, он карающее лезвие меча, вот кто он такой.

Он взял брезентовую сумку и пошел на кухню.

- Готов? - спросил он.

- Помоги мне.

Джилли опустил сумку и подошел к окну. Быстро темнело, на небе видны были последние розовые и перламутровые отблески заката. Облака казались такими низкими, что их можно коснуться рукой. Деревья в заросшем саду уже сливались с сумерками. Приближалась ночь.

- Я не могу нести ее один, - скулил врач, и Джилли отвернулся от окна. Пора снова уходить. В его жизни так было всегда: он уходил, а охотники шли по его запаху. Пора бежать, бежать, как лиса.

Он прошел во вторую комнату. Врач завернул девочку в серое шерстяное одеяло и пытался поднять ее с кровати, но не смог. Она лежала, наполовину свесившись на пол.

- Помоги мне, - повторил врач.

- Убирайся с дороги! - Джилли О'Шоннеси грубо оттолкнул его и наклонился к девочке. На секунду их лица оказались рядом.

Глаза у нее были открыты, она в сознании, хотя зрачки расширены из-за наркотика. Веки покраснели, и в углах рта комки желтой, как масло, слизи. Губы высохли и покрылись белыми чешуйками, в трех местах они потрескались до крови.

- Скажие папе, - прошептала она. - Пожалуйста, скажите папе, что я здесь.

Ноздри Джилли задрожали от кислого болезненного запаха ее тела, но он легко поднял ее одной рукой под коленями, другой за плечами, и вынес в кухню, пинком открыл дверь, так что замок оторвался, а дверь провисла на петлях.

Он быстро пронес девочку через двор к гаражу. Врач торопился за ним, неся коробку с медикаментами и оборудованием, жалобно бранясь на холоде, скользя и чуть не падая.

Джилли О'Шоннеси подождал, пока врач откроет заднюю дверцу, потом бросил девочку так грубо, что она слабо заплакала. Он не обратил на это внимание и распахнул ворота гаража. Теперь было уже так темно, что он не видел дальше моста.

- Куда мы едем? - заскулил врач.

- Я еще не решил, - резко ответил Джилли. - На севере есть безопасный дом, или мы можем вернуться через пролив в Англию... - Он снова подумал о фургоне. Хорошая мысль...

- Почему мы уходим? Так неожиданно?

Джилли не побеспокоился ответить, но вышел из гаража и бегом вернулся на кухню. По-прежнему, как всегда, был одержим мыслью запутать следы, не оставить никакого знака охотникам.

Он разбил кухонный шкаф и расколол ногами доски в щепки. Потом нагромоздил их в центре комнаты. Смял газеты, лежащие на столе, и добавил к груде, потом сверху нагромоздил стол и стулья.

Зажег спичку и поднес к смятым газетам. Они тут же вспыхнули, и он распрямился и раскрыл окна и дверь. Холдный ветер раздул пламя, и оно жадно поднялось, вспыхнули обломки досок.

Джилли О'Шоннеси взял сумку и вышел в ночь, согнувшись под ветром и дождем, но на полпути к гаражу неожиданно выпрямился и прислушался.

Со стороны берега ветер донес какой-то звук. Возможно, грузовик поднимается по склону холма, но к шуму мотора примешивался какой-то странный свист, и свист этот быстро усиливался. Он быстро приближался, казалось, заполнил весь воздух, исходил от самих облаков.