Василий Бережной - Сенсация на Марсе (сборник)

— Солнечная эффективнее, — бормотал Нескуба. — Ток непосредственно из лучей.

— Слушай, ты нарушаешь режим. Хватит, перестань разговаривать. Лежи тихо. Постарайся уснуть. А я пойду.

— Ну не сердись, — Гордей попытался улыбнуться. — Я… просто соскучился.

Эола встала, еще раз погладила его лоб, поправила одеяло и вышла.

Оставшись один, Нескуба закрыл глаза, надеясь заснуть. Но сон не шел, и начали одолевать совершенно неожиданные мысли. почему-то обратил внимание: руки лежат на груди. Как у покойника.

И вдруг померещилось ему что-то вроде эскалатора или движущейся ленты и там — множество людей со сверкающими глазами, в которых отражаются все новые и новые живописные пейзажи. А эскалатор, не останавливаясь ни на секунду, несет их в черную пасть туннеля, и оттуда нет возврата…

Нескуба усмехнулся. Действует закон энтропии… Ну что ж, пусть себе действует…

Инстинктивно убрал руки с груди, левую подложил ладонью под затылок, правую протянул вдоль тела. Будь она неладна, эта смерть, все-таки лучше о ней не думать, чтобы в крови не появились ее токсины. Естественно, если о ней думают старики, а ему пока еще рано, он молодой. «Мыслю — значит живу», — вспомнил известный афоризм. — Жить — это моя обязанность перед Природой, и я должен исполнять ее как можно лучше. Ведь столько впереди неосуществленного — и здесь, на этой необычайной планете, и в космосе… Где-то там затерялся в пространстве голубой шарик. Да и вообще — не пройдена еще и половина жизни. Нервы надо сдерживать, иначе…»

Усилием воли заставил себя успокоиться и, когда эмоциональные всплески улеглись, приступил к аутотренингу, прерванному болезнью. Разве он потерял управление своим организмом, своим живым космическим кораблем, разве не контролирует свое тело и свою психику? Нет, анархии он не допустит, у него есть цель, и светит ему из дальней дали путеводная звезда — родное Солнце, а рядом с ним — Земля. И хотя их пространство сомкнулось для него до размера элементарной частицы, он все равно будет стремиться туда годами, десятилетиями, всю жизнь. И уже слышалась ему музыка небесных сфер, и казалось: раскрываются необъятные объемы Вселенной, и через гравитационные шлюзы выплывает «Викинг» в то, в свое пространство… Для этого стоит жить, жить и действовать!

И, несмотря на физическую слабость, появилось у Нес кубы приподнятое настроение. Думалось легко, в дымке фантазии возникали какие-то неясные, но привлекательные картины будущего, и это окрыляло, пробуждало радость бытия.

На следующий день, сразу после медиков, вошел в палату Лойо Майо. Настороженное выражение его лица сразу начало таять: астронома успокоил вид Нескубы. Капитан лежал хотя и изможденный болезнью, но не сломленный ею. Взгляд у него был не безвольный, не апатичный, как бывает у тяжелобольных, наоборот — ощущалась в нем внутренняя сила. Впечатление было такое, что Нескуба сейчас встанет и возьмется, как всегда, за работу.

Секунду-другую астроном смотрел на больного, словно желая убедиться в этом своем впечатлении. Потом закивал головой и, потирая руки, подошел к кровати.

— Не надо быть врачом, чтобы увидеть — вам лучше.

— Вроде бы помаленьку выздоравливаю, — улыбнулся Нескуба. — Садитесь.

Визит чудака-астронома был ему приятен. Лойо Майо стал союзником Нескубы с того самого момента, когда продемонстрировал приспособление, с помощью которого можно демаскировать черные дыры космоса. В определенном смысле они были заговорщиками, и это их сблизило. Да еще настроение жен: обе боялись обратного космического полета и, кажется, уже не сомневались, что их мужья «одумаются».

Лойо Майо знал, что Нескубы ждут ребенка, и пришел выяснить, не изменились ли намерения капитана, для которого сынишка был золотой мечтой. Сам Лойо Майо всеми фибрами души принадлежал космосу и не мог понять, как можно отказаться от такой великой идеи, хотя бы даже ради семьи. С другой же стороны, думал он, а почему бы женам не согласиться с мужьями? «Викинг» — корабль большой, для четверых был бы если уж не планетой, то астероидом. Жить можно.

Сгорбившись на стуле, Лойо Майо повел тонкий дипломатический разговор с намеками и недомолвками. То сетовал, что здесь, на Гантели, условия для наблюдений неба весьма неблагоприятны и даже Осипов — на что уж терпеливый человек! — и тот ворчит, то хвалил обсерваторию «Викинга».

Капитан, конечно, догадывался о том, что беспокоит астронома, однако слушал не перебивая. Но когда закрыл глаза, Лойо Майо умолк на полуслове.

Нескуба глянул на него, пошевелил пальцами под одеялом.

— Что же вы? Продолжайте, я слушаю.

Глаза Лойо Майо сверкнули, он нервно потер свои худощавые руки.

— Может быть, рано еще об этом говорить, но…

— Вы о возвращении на Землю?

— Да. Об этой идее.

— Идее? — удивленно вскинул брови Нескуба. — Но разве вы не верите в реальную возможность?

Лойо Майо снисходительно улыбнулся:

— Откровенно говоря, шанс достижения нашей Солнечной системы равен нулю.

— В таком случае я вас не понимаю. — Нескуба попытался даже встать, но не хватило сил и он только повернул голову на подушке. — Поставили крест?

— Да что вы, капитан! Я и жену почти убедил. Чувствую: еще немножко, и она согласится. А как… Эола?

— С Эолой сложнее, — вздохнул Нескуба. — Вы ведь знаете: ждем продолжателя рода…

— Да… — Лойо Майо потупился, настроение у него сразу упало.

— Продолжатель рода! — повторил Нескуба. — Это, знаете ли, событие большого значения.

— Еще бы! — Лойо Майо взмахнул руками, как будто ему не хватало слов.

Нескуба, покосившись на него, спросил:

— Так что же получается, шансов, по-вашему, нет, а все-таки собираетесь. Непонятно.

— Почему же… Меня привлекает не столько цель полета, сколько сам полет, космическая трасса. Идеальные условия для наблюдений!

— Но ведь наблюдения можно вести и с орбиты, — возразил Нескуба. — «Викинг» — это ведь летающая космическая обсерватория, и мы не собираемся опускать его на Гантель.

— Да, конечно, можно и на орбите, — Лойо Майо пожал плечами, — но… это самый минимальный вариант. И, главное, здесь астроном перешел на шепот, — главное, я не хочу стать добычей гумуса…

— Вы говорите загадками, — Нескуба пристально посмотрел на Лойо Майо, — что значит — «добыча гумуса»?

Астроном как-то странно улыбнулся.

— Это, если угодно, моя философская система. Она, правда, еще не отработана во всех аспектах, но… Коротко говоря, процесс органической жизни сводится к гумусу. Это тонкий плодоносящий слой, покрывающий всю поверхность Земли, да и Гантели, обеспечивает рост всего живого — и флоры, и фауны. Гумус — щедрый кредитор — бери, используй нужные элементы и соединения, расти, набирайся силы, расцветай! Но затем… расплачивайся своей жизнью. Недаром сказано: мы вышли из земли, в землю и вернемся. — Лойо Майо вздохнул, потер смуглый лоб ладонью и продолжал: — Так вот. Мы считаем, что вся природа создана для наших нужд, а в действительности — это форма существования гумуса. Это он живет! И все холит, пестует, выращивает для себя. Людям кажется, что это он для них — и рожь, и пшеницу… А он все только для себя, для себя. Человек обречен repere per humum, как сказал когда-то Гораций — ползать по земле.