Роберт Сойер - Мнемоскан

— Здравствуйте, — сказал Тайлер; его голос звучал удивлённо. — Меня зовут Тайлер Горовиц. Я пришёл повидаться…

— Тайлер, это я, — сказала Карен.

Он застыл с раскрытым ртом. Я быстро подсчитал: Тайлер родился в 1999; лицо Карен такое, каким было в тридцать, в 1990. Даже ребёнком Тайлер никогда не видел мать такой, какой она выглядела сейчас.

— Мама? — тихим голосом недоверчиво спросил он.

— Заходи, сынок, заходи. — Она отступила в сторону, и он вошёл в дом.

Карен повернулась ко мне.

— Джейк, — сказала она, — познакомься с моим сыном Тайлером. Тайлер, это мой новый друг, о котором я тебе рассказывала.

Даже в тусклом свете Тайлер не мог не видеть, что моё тело искусственное; он посмотрел на мою протянутую для рукопожатия руку так, словно я протянул ему какую-то отвратительную механическую клешню. В конце концов он всё же пожал мне руку, но без всякого энтузиазма.

— Здравствуйте, Тайлер, — сказал я, пытаясь вложить в свой электронный голос как можно больше тепла.

Это был без сомнения сын Карен, хотя и выглядел почти на двадцать лет старше, чем она сейчас. Однако базовое строение лица у него была очень похожа на Карен: широкое, с немного маловатым носом и широко расставленными зелёными глазами.

— Здравствуйте, — сказал он; забавно, но его голос прозвучал механически и безжизненно.

Я улыбнулся, и он отвёл глаза. Я знал, что моя улыбка выглядет немного странно — но, чёрт возьми, его мать улыбалась кривой гримасой жертвы инсульта.

— Рад знакомству, — сказал я. — Карен мне много о вас рассказывала.

Он вздрогнул; возможно, ему не нравилось, что я называю его мать по имени.

Карен провела нас в гостиную, и я уселся на диван, скрестив ноги. Тайлер остался стоять.

— Ваша мама рассказывала, что вы профессор истории, — сказал я.

Он кивнул.

— В Мичиганском университете.

— На чём вы специализируетесь?

— На американской истории. Двадцатого столетия.

— О! — Мне хотелось ему понравиться, а люди обычно оттаивают, когда говорят о работе. — И о чём вы читаете лекции?

Он посмотрел на меня, пытаясь, я думаю, решить, принимать ли оливковую ветвь. В конце концов, он пожал плечами.

— На разные темы. Обезьяньи процессы. Великая депрессия. Вторая мировая. Кеннеди. Карибский ракетный кризис. Вьетнам. «Аполлон». Уотергейт. Иран-контрас.

«Аполлон» летал на Луну, а «вторая мировая» и «Вьетнам» — это войны — но насчёт остального я и понятия не имел. Боже мой, двадцатое столетие. Столетие Карен.

— Надо как-нибудь нам с вами на эту тему пообщаться, — сказал я, пытаясь подольститься. — Звучит крайне интересно.

Он посмотрел на меня.

— Вы ведь и сами должны что-то из этого помнить, — сказал он. — То есть, я понимаю, что теперь вы выглядите молодым, но…

Карен взглянула на меня, и я едва заметно повёл плечами. Рано или поздно это всё равно выплывет наружу.

— Моё новое лицо выглядит лишь немного моложе, чем оригинал. — Я сделал паузу. — Мне сорок четыре.

Тайлер моргнул.

— Сорок четыре? Боже, да вы же младше меня!

— Ага. Я родился в 2001 — первого января, кстати. Я был…

— Вы младше меня, — повторил Тайлер, — и вы встречаетесь с моей матерью.

— Тайлер, прошу, — сказала Карен. Она присела рядом со мной на диван.

Его глаза впились в неё, как изумрудные лазеры.

— Так вот что ты мне говорила по телефону — что хочешь познакомить меня с человеком, с которым встречаешься. Мама, тебе восемьдесят пять, а ему едва половина.

— Но я не чувствую себя на восемьдесят пять, — сказала Карен. — А теперь и не выгляжу на столько.

— Это всё фальшивка, — сказал Тайлер.

— Ничего подобного, — твёрдо ответила Карен. — Я настоящая. Я настоящая, и я человек, и я жива — живее, чем была многие годы. И Джейк — мой друг, и я с ним счастлива. Ты ведь хочешь, чтобы я была счастлива, да, Тайлер?

— Да, но… — Он посмотрел на мать. — Но Боже ж ты мой…

Карен нахмурилась, что она делала очень редко. При этом на её пластикоже появлялась странная выпуклость между нижней губой и подбородком; её надо сказать доктору Портеру, чтобы он это исправил.

— «Боже ж ты мой»… — повторила Карен и покачала головой. — Ты хочешь, чтобы я встречалась с кем-то моего возраста — с кем-то, кто одной ногой в могиле? Или ты бы предпочёл, чтобы я вообще ни с кем не встречалась?

— Папа бы…

— Ты знаешь, что я любила твоего отца — я любила Райана Горовица полностью и безраздельно. Он здесь совершенно ни при чём.

— Он всего два года как умер, — сказал Тайлер.

— В ноябре будет три, — ответила Карен. — И кроме того…

— Да? — сказал Тайлер, словно требуя объяснений. Я знал, чего не сказала Карен: что у Райана началась болезнь Альгеймера за много лет до того, как отказалось служить тело, что одиночество Карен началось не с момента его смерти, а гораздо раньше. Но Карен не попалась в эту ловушку. Вместо этого она рассказала историю — ведь то было её ремесло, её дар, её raison d'être.

— Когда мне было девятнадцать, Тайлер, я влюбилась в Дарона Бесаряна, приятного молодого человека, но не еврея. Ты едва помнишь своего деда, но он выжил в Холокосте, и он не хотел позволять мне встречаться с неевреем. Он всё время мне говорил: «Если они придут за нами снова — он спрячет тебя? Когда они попытаются забрать твой дом — встанет ли он на твою защиту?» И я отвечала: «Конечно. Дарон всё что угодно для меня сделает». Но мой папа не верил, и когда мы с Дароном поженились, он отказался прийти на свадьбу. Да, впоследствии мы с Дароном развелись, но для этого у нас были свои причины. Но тогда я не позволила своему отцу указывать мне, с кем быть, и сейчас я не собираюсь позволять этого тебе. Так что веди себя как подобает, Тайлер, сядь и пообщайся с нами.

Тайлер сделал глубокий вдох и шумно выдохнул.

— Хорошо. — Он огляделся, отыскал самое дальнее от меня кресло и плюхнулся в него. — А когда мы будем есть?

Я упёрся взглядом в пол.

— Ах, ну да, — сказал Тайлер. — Когда я буду есть?

— Когда хочешь, дорогой, — ответила Карен. — Я думала, мы закажем тебе пицуу. Ты…

Я бы уверен, что она хотела сказать что-то вроде «ты всегда любил пиццу», но в последний момент передумала. Уж слишком похоже на пожилую мать, сокрушающуюся о том, что её мальчик уже стал совсем взрослым.

После секундного раздумья Тайлер кивнул.

— Пицца сойдёт. У тебя тут есть какое-нибудь тихое местечко? Для всей семьи?

Мне подумалось, что это удачный момент для налаживания отношений.

— Тоже не любите большие сети?

Тайлер посмотрел на меня. Он казался почти что оскорблённым моими попытками найти с ним общий язык. Но, после небольшой паузы, он ответил:

— Да. Ненавижу. А ваша семья занимается каким-то малым бизнесом?

— Ну, раньше это был семейный бизнес… — сказал я.