Роберт Сойер - Мнемоскан

Телескопический туннель, ведущий к лунобусу, был более жёсткой конструкции, чем те, по которым обычно грузятся в самолёты — ведь ему, в конце концов, нужно обеспечивать герметичность — но выглядел очень похоже. Однако, пройдя через него, я столкнулся с проблемой. Во внешней двери шлюзовой камеры лунобуса, вделанной в его серебристый корпус, было окно, которое оставалось неприкрытым. Однако во внутренней двери, на дальнем краю небольшой камеры, было своё окошко, и оно было прикрыто. И я задумался о том, как дать другому мне знать, что я пришёл.

Простояв перед дверью с полминуты с, без сомнения, глупым выражением на лице, я решил просто постучать по внешней шлюзовой двери в надежде, что звук будет слышен внутри.

Наконец шторка окошка на внутренней двери на секунду убралась, и я увидел круглое белобородое лицо, принадлежащее, как я уже знал, Брайану Гадесу, главному функционеру «Иммортекс» на Луне. Я не мог его слышать, но он что-то сказал, обращаясь к кому-то — предположительно, другому мне — по левую руку от него, и мгновение спустя внешняя шлюзовая дверь с лязгом открылась. Я вошёл в неё, внешняя дверь закрылась, и через несколько секунд открылась внутренняя, за которой показался Джейкоб Салливан из плоти и крови со странного вида толстым пистолетом, нацеленным туда, где находилось бы моё сердце, если бы оно у меня было.

— Полагаю, это тоже метод, — сказал я, кивнув на пистолет. — Если ты избавишься от меня, то проблема того, кто настоящий, решится сама собой.

Он ничего пока не сказал, но пистолет немного дрогнул в его руке. Двое его заложников — Брайан и женщина — смотрели на нас.

— Однако, — сказал я, — ты был на той презентации в «Иммортекс». — Ты должен знать, что чем бы ты ни выстрелил мне в грудь, доктор Портер и его команда наверняка смогут исправить повреждения. А мой череп из титана, усиленного сетью из углеродных нанотрубок. Я должен выжить, даже если выпрыгну из самолёта, а парашют не раскроется. И я бы подумал о рикошете, прежде чем стрелять мне в голову.

Джейкоб продолжал смотреть на меня, а потом, наконец, хватка его руки на рукояти пистолета ослабла.

— Сядь, — сказал он.

— Вообще-то, — ответил я, — мне больше нет необходимости сидеть, потому что я не устаю. Я предпочёл бы остаться на ногах.

— Ладно, а вот я присяду, — сказал он. Он прошёл по салону и опустился в переднее пассажирское кресло, стояшее у самой переборки, отделяющей пассажирский салон от пилотской кабины. После этого он развернулся вместе с креслом лицом ко мне, по-прежнему держа в руках пистолет. Брайан Гадес, который обеспокоенно смотрел на него, сидел во втором ряду, а женщина-заложница — рядом с ним с глазами, распахнутыми так широко, что сделалась похожей на персонаж анимэ.

— Итак, — сказал я, — что мы со всем этим будем делать?

— Ты знаешь меня так же хорошо, как и я сам, — ответил Джейкоб. — Я не собираюсь сдаваться.

Я слегка пожал плечами.

— Я настолько же упрям. И я в своём праве; в конце концов, это не я взял заложников. То, что ты делаешь, неправильно. Ты это знаешь. — Я помолчал. — Мы можем всё это прекратить. Всё, что тебе нужно сделать — просто бросить оружие.

Я увидел, как на лице женщины появилась надежда.

— Я собираюсь бросить оружие, — сказал Джейкоб. — Я собираюсь отпустить этих людей… кстати, Джейк, познакомься с Брайаном Гадесом и… и…

— Вы даже не помните, как меня зовут? — сказала женщина. — Вы рушите всю мою жизнь, и даже не помните моего имени?

Я посмотрел на неё и попытался сделать сочувственное лицо.

— Я Джейк Салливан, — сказал я.

Она не ответила, и я спросил:

— А вы?

— Хлоя. — Она выразительно посмотрела на Джейка. — Хлоя Хансен.

Фраза «рад знакомству» решительно не подходила к ситуации, поэтому я просто кивнул и снова повернулся к Джейкобу, сидящему на крутящемся кресле.

— Ну? — сказал я.

— Послушай, — ответил Джекоб, — я знаю, что где-то в глубине ты со мной соглашаешься. Ты считаешь, что биологическая жизнь более реальна. Дай мне то, чего я хочу.

Я задумался. Бессмысленно отрицать. Он прав; я и правда в это верил. Но так было до того, как я прошёл мнемоскан, до того, как я… да, чёрт возьми, да: до того, как влюбился в Карен. С ней я чувствовал себя более живым, чем когда-либо раньше. Я смотрел на Джейкоба и думал, смогу ли я ему это растолковать. Конечно, он — я — любил Ребекку, но мы так и не дали этой любви расцвести и превратиться в отношения.

— Сейчас всё по-другому, — сказал я. — Мои чувства изменились.

— Значит, мы в тупике.

— Разве? Рано или поздно тебе придётся заснуть.

Он не ответил.

— Кроме того, — продолжил я, делая крошечный шажок навстречу, — я знаю все твои слабости.

До этого он смотрел в пол — полагаю, он всё-таки начинал уставать — но при этих словах его голова резко вскинулась.

— Я знаю все твои психологические слабости, — сказал я.

— Они и твои тоже.

Я медленно кивнул.

— Ты так думаешь. Но знаешь, чему я научился, а ты нет, никчёмный сукин ты сын? Я узнал, что когда ты любишь кого-то, и кто-то любит тебя, то у тебя больше нет слабостей . Неважно, что ты сделал в прошлом, неважно, что ты чувствуешь в самых тёмных закоулках своего разума. Вергилий сказал, что amor vincit omnia, а он был очень смышлёным парнем — любовь действительно побеждает всё.

Внезапно раздался какой-то гудящий звук.

— Что это? — спросил я.

— Видеофон, — ответил Джейкоб, указывая на устройство, висящее на стене рядом с дверью шлюза. — Ответь.

Я подошёл к видеофону, отыскал кнопку приёма звонка и нажал её.

На экране возникло лицо Смайта.

— Прошу прощения, что прерываю вас, — сказал он. — Но, я думаю, вы тоже хотите это услышать. Звонили с Земли. Дешон Дрэйпер. Он говорит, что присяжные возвращаются, и…

— Не сейчас! — прорычал я.

Я повернулся к Джейкобу, но не отключил видеофон. Смайт по-прежнему будет всё слышать, хотя поле его зрения и ограничено.

— Видишь, Джейкоб? — сказал я. — Я полностью в твоём распоряжении. Ты для меня главнее всего. — Я сделал пару шагов в его направлении, пытаясь сократить дистанцию, которую увеличил, отойдя к видеофону. — Давай решим это миром, а?

— Конечно, — сказал Джейкоб. — Просто дай мне то, что мне нужно.

— Я не могу. У меня собственная жизнь. У меня Карен. — Я не хотел быть жестоким — правда не хотел. Но он никогда не видел так ясно, как сейчас вижу я: во всех нюансах и оттенках, во всём великолепии. — Кроме того, ты не будешь знать, что делать со своей жизнью там, на Земле; ты никогда этого не знал. Ты плыл по течению, проживал фамильные деньги. Господи, Джейкоб, во многих отношениях ты был так же оторван от реальности, как и папа. Но я теперь вижу, я вижу всё. Жизнь — она не для того, чтобы быть одному, а чтобы быть с кем-то.