Вячеслав Лавров - Встречи на болоте

Уже в доме Митька умудрился споткнуться о половик и во весь рост растянулся на полу. Он сел, открыл глаза и удивлённо присвистнул:

— Василич, а нахера мы раньше круги по болоту нарезали, когда ты такое можешь?

— Не умел, вот только научился, — ответил я своему проводнику. — Но мы и дальше с тобой по болоту гулять будем. Одно другого не касается.

— Идём, Мить, помогу баню наладить, — прервал нас Прохор. Он к переходу отнёсся спокойно: ну есть у человека способности; так что в этом такого?

Тётькатя искренне обрадовалась, когда мы с Игорем и Пелкой появились на пороге.

— Леночка, принимай гостей! — скомандовала она (мне стало ужасно интересно, в каком статусе теперь Алёна). — Как хорошо, что вы ещё не ушли на мельницу.

— Кать, погоди суетиться, — остановил я её, — там Митька с Прохором баню ладят, а уж потом все к нам.

— Может, ты нас всё-таки познакомишь? — подала голос Алёна. И не дожидаясь меня, протянула руку Пелке. — Лена. А вы… дайте угадаю… Пелагея?!

— Остаётся только признаться, — рассмеялась Пелка.

— А вы — мой сосед по дому — Игорь. Правильно?

— Точно! — подтвердил Игорёк. — Только давай на «ты», а то у нас тут народ простой — не поймут.

Покончив с церемониями, мы стали собираться.

Первыми париться пошли женщины: Пелка, не заходя в дом, завернула к бане и позвала за собой Алёну.

Когда Игорь сообщил об этом Прохору, тот ворчливо заметил:

— Непорядок это. Баб нужно опосля пускать, когда жар сойдет. Они щас баню выстудят, и придётся заново кочегарить.

Но кочегарить заново не пришлось. Не знаю, как женщины парились в этом аду, мы с Игорем выдержали в, выстуженной, бане минут десять, а потом ещё полчаса дожидались в предбаннике Митьку и Прохора. За это время я вкратце рассказал ему о наших с Леной ночных похождениях. Насчёт мест, в которые я не смог попасть, Игорь высказал интересное предположение: может, преграда — защита от возможной опасности.

— Это вполне соответствует действительности, — подтвердил его догадку комб, — в Антарктиде температура была минус сорок пять градусов по Цельсию, а на площадке вулканологической станции — плюс пятьдесят.

— А что ты раньше молчал? — спросил я его.

— Если я буду отвечать на все неконкретные вопросы, возникающие у тебя в голове, то вынужден буду говорить не переставая, а ты вообще разучишься думать, — чётко объяснил комб свою политику невмешательства.

Когда мы, наконец, покончив с баней, добрались до дома, всё уже было готово. Женщины находились в режиме ожидания: они что-то настолько активно обсуждали, что не обратили на наше появление никакого внимания. Особенно меня удивило участие в болтовне Пелки, которая за всё время нашего с ней знакомства не сказала мне ни одного лишнего слова.

Первой от разговора оторвалась Лена. Она подошла к Прохору и Митьке и сама им представилась.

— Прохор я, а это Митрий, — ответил за двоих лесовик, положив руку на митькино плечо и, посчитав официальную часть законченной, уселся за стол.

Несмотря на моё предупреждение, Алёна решила попробовать знаменитой погановки, но тут вмешалась Пелка: она так зыркнула на Прохора, что тот мгновенно убрал руку со своей заветной бутылкой. Потом Пелагея поманила Лену, и обе вышли на кухню. Когда после недолгой беседы они вернулись, веселье продолжалось, но Алёна не только не просила больше погановки, а совсем не притрагивалась к спиртному. Я попытался выяснить — в чём дела, но услышал в ответ короткое: — Потом.

После ужина я проводил гостей к Митьке и оттуда переправил их на мельницу. Вернувшись домой, увидел, что с уборкой закончено, а двуспальная кровать из катиной комнаты поменялась местами с моей однушкой.

Ночью я собирался устроить допрос с пристрастием, но не успел.

— Пелка сказала, что у меня будет ребёнок, — сообщила Лена, входя в комнату, — и я ей верю.

Конец февраля — снег потемнел и осел, но по ночам мороз ещё кусается. А сегодня с утра закружила метель: злая с резким порывистым ветром, секущим по лицу оледеневшими крупинками снега. В такую погоду хорошо дома у печки тихо беседовать на какие-нибудь совершенно неинтеллектуальные темы.

Лена сидит рядом со мной, на расстеленном прямо на полу ковре и чешет за ухом Бубна. Ему повезло несказанно: Алёна вычитала в интернете, что наличие в доме собаки или кошки благотворно влияет на развитие плода, и в тот же день Тётькатя притащила псину в горницу. Я не оговорился — именно притащила. Бубен, неоднократно получавший в детстве за попытки проникнуть в дом, сопротивлялся изо всех сил, но противостоять Катиному напору не смог. Однако новый условный рефлекс у него развился с первой попытки, и он с удовольствием валялся на ковре, подставляя под руки всем желающим свою лохматую голову.

Не раз замечал, как Катя млея кладёт на ленин живот руку и радостно смеётся, ощущая слабые толчки недавно начавшего давать о себе знать малыша. Мне странно было видеть такую её увлечённость, ведь она вырастила троих детей и шестерых внуков. Как видно, настоящую женщину таинство рождения не может оставить равнодушной.

Перескочил я в своём повествовании через четыре месяца потому, что всё это время мы безвылазно жили в деревне. Только пару раз в месяц прыгали в снятую мной около роддома в Москве квартиру, чтобы показаться врачу.

Когда Лена сказала мне, что беременна, я сбегал на веранду и сорвал маленький красный цветочек, растущий там в горшке. Потом, как положено, встал на одно колено и сделал ей предложение, которое с благосклонностью было принято.

После этого она уволилась с работы, и по состряпанной комбом справке о беременности нас расписали без очереди.

Была и свадьба в деревне, впрочем, мало отличающаяся от обычной гулянки. Лена не хотела ничего такого устраивать, но я популярно объяснил ей, что народ нас может не понять.

С мельницы никого не было. Как объяснил мне Жека, они не признают всех этих условных обрядов, а потому и не посещают их. Поэтому нам пришлось отказаться и от идеи пригласить свидетельницей Пелку, как хотела Лена, а в ЗАГСе с нами были только Архиповы и Артём с женой.

Тут я, кстати, узнал, что ни у кого из жителей мельницы, кроме Жени, нет никаких документов: оказаться внесённым в списки у них считается очень плохим предзнаменованием. По тому, как Пелагея рассказывала мне об этом, я понял, что это не блажь и не суеверие, а всё вполне серьёзно.

В деревне тоже произошли перемены: заполнилась работниками контора, где командовала невестка Воробьёв — Вера Игнатьевна, бросившая свой ларёк, чтобы работать по специальности (оказалось, что она дипломированный бухгалтер). Её муж — Виктор Николаевич — оставил свою службу в милиции и через охранное агенство ещё с тремя охранниками устроился сторожить шлагбаум на въезде в деревню по схеме сутки — через трое. Для того, чтобы возить на работу их и игореву секретаршу, пришлось купить «Газель» и взять на работу водителя.