Октавиан Стампас - Великий магистр (Тамплиеры - 2)

- Принцесса Мелизинда? Что привело вас сюда? - спросил Гуго де Пейн, предлагая ей кресло.

- Желание помочь вам, - уклончиво ответила она. - Вам и вашему другу. Я знаю, что он сейчас в тюрьме Мон-Плеси.

- Людвиг фон Зегенгейм обвинен несправедливо, благодаря интригам барона Жирара, - сказал Гуго де Пейн. - Но вскоре ошибка будет исправлена, и он выйдет на свободу.

- Дай-то Бог! - согласилась Мелизинда. - Я уверена в его невиновности. Только не было бы слишком поздно.

- Что вы имеете в виду?

- Тюрьма Мон-Плеси - ужасное место.

- Любая темница мало напоминает курорт.

- Но эта - худшая из всех тюрем. И кроме того, я слышала, что на графа надели железо.

- Негодяи! - воскликнул Гуго де Пейн. - Мне следовало это ожидать! Неужели ваш отец отдал такой чудовищный приказ?

- Нет, это сделано вопреки его воле, по распоряжению барона Глобштока, - ответила принцесса. На ее лице вспыхнул слабый румянец, распространившийся от щек к вискам; он сделал ее лицо еще более привлекательным. Гуго де Пейн осторожно рассматривал ее, а она, почувствовав его ненавязчивое внимание, еще сильнее зарделась, но продолжала смотреть прямо в глаза. В них прочитывалось многое, потому что девушка еще не умела скрывать своих чувств, а может быть - не хотела этого. Словно повинуясь неудержимой силе, владевшей ею, она шагнула навстречу рыцарю. Взгляд ее слегка затуманился, а губы чуть приоткрылись, обнажив маленькие белоснежные зубки. Гуго де Пейн несколько отступил в сторону и поспешно произнес, избегая опасного момента, который мог возобладать над разумом:

- Вы могли бы помочь мне в тайном свидании с Зегенгеймом?

Мелизинда словно очнулась, услышав его ровный голос.

- Для этого я и пришла, - так же торопливо ответила она, отводя взор.

- Когда вы можете устроить встречу?

- Сегодня. Сейчас. Дежурящий в тюрьме офицер - преданный мне друг.

- Тогда не будем терять времени?

- Не будем, - согласилась принцесса. Но ни она, ни Гуго де Пейн не двинулись с места, продолжая смотреть друг на друга. И вновь, - гипноз ли, самовнушение или воплощение девичьих грез? - потянули Мелизинду к рыцарю; а он, чувствуя тающий искусственный холод, окружавший его с тех пор, как он покинул Константинополь, вдруг увидел перед собой - будто в преломившемся свете, отраженном от зеркал, - другое лицо, обрамленное золотистыми волосами, сверкающее вишневым цветом глаз, близкое и родное, плывущее ему навстречу. Потерявши на какие-то мгновения чувство времени и пространства, пронесясь над охваченной огнем землей, он коснулся обеими ладонями пылающих нежных щек, ощутил на своих губах вкус ее губ.

- Боже мой! - выдохнула Мелизинда, обвивая его шею руками, и он очнулся, отрезвел, сознание вернулось к нему, а вместе с ним - колющая сердце горечь. Гуго де Пейн мягко отстранился, освободил ее руки, ласково произнес:

- Мы должны поспешить, милая принцесса.

- Да, да, конечно, - согласилась она, тряхнув головой, будто сбрасывая с себя чары. - Идемте. Моя карета ждет.

- Почему вы помогаете нам? - спросил Гуго, когда они спускались по лестнице.

- Потому что... потому, - запнувшись ответила Мелизинда с очаровательной, женской логикой.

- Ну тогда понятно, - отозвался рыцарь, поддерживая ее локоть.

То, что произошло между ними несколько минут назад, - было как вспышка молнии в ясный день, не предвещающий грозу. Но за молнией, по всем законам природы должен был последовать гром, а затем - небо должно было расколоться - и смывающие все на своем пути потоки воды хлынуть на землю. Эти потоки могли унести и их, увлечь за собой в водоворот из вспенивавшихся волн любви и страсти. Гуго де Пейн понимал это и старался забыть о своей минутной слабости, стереть обозначенный в воздухе знак, который своей волшебной властью мог погубить его; Мелизинда, еще до конца не пришедшая в себя, послушно следовала рядом с ним, опираясь на его сильную руку, чувствуя какой-то испуг и наполняющую ее радость, ожидая наркотического продолжения своего безумства.

- Князь, поезжайте следом за нами! - услышала она голос Гуго де Пейна, донесшийся до нее словно бы сквозь густой туман. - Может потребоваться ваша помощь, мы едем к тюрьме Мон-Плеси.

Потом они сели в карету, которая тронулась и тихо закачалась, и Мелизинда ощутила совсем рядом его плечо, и прикоснулась к нему, склонив голову. Больше всего она хотела бы сейчас, чтобы он ни о чем не говорил, молчал, не отстранялся, и карета ехала бы бесконечно долго. И Гуго де Пейн за всю дорогу не проронил ни слова.

Тюрьма Мон-Плеси угрюмой приземистой коробкой, напоминавшей болезненный нарост, прилепилась к восточной стене Иерусалима. Она была обнесена высоким каменным забором со сторожевыми башенками из которых выглядывали часовые, а ворота во двор поднимались надо рвом на цепи - словно в рыцарском замке.

Увидев карету принцессы, и выслушав ее слугу, караульный вызвал начальника стражи, который, рассыпаясь в поклонах перед Мелизиндой и де Пейном, велел опустить мост. Он лично повел принцессу и рыцаря к дежурному офицеру, который в ночное время исполнял обязанности коменданта Рошпора.

- Здравствуйте, Гронжор! - произнесла принцесса, подавая руку для поцелуя. - Как хорошо, что сегодня дежурите именно вы. Вы проводите меня и мессира де Пейна в камеру Зегенгейма?

- Но... разрешение Глобштока, - неуверенно начал офицер, волнуясь и заикаясь.

- Никаких "но"! - строго возразила Мелизинда. - У нас его устное согласие. Идемте, Гронжор.

- Конечно, конечно, - поспешно отозвался тот. - Прошу вас, сюда! - и он, выхватив у караульного факел, повел своих высоких гостей по длинным и узким коридорам, минуя посты с охраной, спускаясь по винтовым лестницам, обходя зарешеченные камеры с узниками, - по целому лабиринту, из которого казалось простому смертному никогда не найти выхода.

- Боже мой, какой тут у вас гнусный запах, возмутилась принцесса, зажимая пальчиками нос. Вы что, гноите их заживо?

- Обычное дело, - отозвался Гронжор. - Мы-то привыкли, а вот вам, с воли... Да, запах есть! - принюхался он. - Кто-нибудь умер, должно быть.

- И что же - так и лежит?

- К некоторым узникам велено заглядывать раз в три дня, - смутился офицер. - Не чаще.

- А еда, питье?

Гронжор пожал плечами и смутился еще сильнее.

- А как вы содержите Зегенгейма? - допытывалась Мелизинда.

- Как всех, - уклончиво отозвался Гронжор и остановился возле маленькой дверцы. - Вот здесь! - сказал он и загремел ключами. После долгой возни, подбирая то один, то другой ключ, Гронжор наконец-то со скрипом открыл дверь. Факел осветил узкую камеру, где на полу, закованный в кандалы лежал человек. Это был Людвиг фон Зегенгейм. Дыхание его было прерывистым, тяжелым, а взгляд - хотя он и приоткрыл глаза и посмотрел на вошедших, пустым и отсутствующим; он словно бы не узнавал Гуго де Пейна, склонившегося над ним. Несмотря на сырость и холод в камере, лицо рыцаря было покрыто большими каплями пота, а кожа и пересохшие губы - посиневшие. Де Пейн, приложив руку к груди, почувствовал его слабое, прерывистое сердцебиение, аорта проталкивала кровь толчками, с неравными промежутками времени.