Геннадий Прашкевич - Русский струльдбруг (сборник)

Накрашенная девица через два столика перехватила мой взгляд, повела голым нежным плечом, скромно шевельнула губами: «Одна…» Я так же скромно шевельнул губами в сторону Паши: «Не один…» Пусть думает, что хочет. На секунду я утонул в тоске, в безбытии, в том, что на самом деле это я один. Совсем один. На секунду даже свет потускнел. Вокруг кривые лживые морды, будто все разом откусили от зеленого лайма. Каждый в «Кобре» развлекался, как мог. Пепелянка, например, держала диету по Волкову. Она полностью за раздельное питание, прочел я в ее небогатых мыслях, потому ей и принесли массу крошечных мисочек и тарелочек. Зато поц у нее был, что надо. Такой не станет сидеть на кокосе, и герасим у него небодяженный, хорошего качества, без добавок для веса. И новый корт с хорошим баром. И тренерша-секси, вилорогая дилерша из Латвии. ( …а тот кислый под аркой уже полгода по вене двигается…. У него норма – два грамма в день… Я сегодня умру, милый, если не поеду в фитнес… Неужели у нее только второй размер?.. Ты попробуй в моем СПА… )

«Заткнись!»

Мы с Пашей обернулись.

Впрочем, обращались не к нам.

Чел в зачитанной футболке прижал к стойке бара очкастого приятеля.

«Ты что? – отбивался приятель. – Ты жить не хочешь? Или не умеешь? Почему?»

«Да потому, – рычал чел в вызывающей футболке, положив на всех в зале, даже на насторожившуюся у входа охрану, – да потому, что когда в девяносто пятом ты торговал пивом в палатке, я уже врубился в перемещение грузов через российскую таможню. Всосал? Да потому, что, когда ты по пятницам несся с работы на дачу, чтобы бухнуть с батяней на природе и все такое, я жрал MDMA в «Птюче» и перся под Born Slippy Underworld . Всосал? И теперь могу позволить себе, чтобы на заднем сиденье моей тачки валялась книга с названием «Тринки». Мы разные с тобой, врубаешься? Я не смотрю «Бригаду», как ты, плевал на русский рок, у меня нет компакт-диска Сереги с «Черным бумером». Я читаю Уэльбека, Эллиса, смотрю старое кино с Марлен Дитрих и охреневаю от итальянских дизайнеров. Всосал? И свои первые деньги я потратил не на «бэху» – четырехлетнюю, как у пацанов, а на деловую поездку в Париж. Это у тебя в голове насрано жить, как жили твои родители и родители твоих родителей. Чтобы жена, дети, чтобы все, как у людей. По воскресеньям – в гости, в понедельник с похмелюги на работу, по субботам в торговый центр, как в Лувр, всей семьей. Ты «Аншлаг» смотришь, а я – другой. (Кажется, он тоже играл под трикстера.) Хочу, чтобы лицом русской моды был Том Форд, а не душечка Зайцев, чтобы наша музыка не с Пугачихой ассоциировалась, а с U-2 , и чтобы мы угорали не под Галкина с Коклюшкиным, а под Монти Пайтона…»

Над нашим столиком навис прилизанный, как кукла, официант:

– Кто тут, который ничего не помнит?

Паша заржал и указал на меня.

Официант не смутился:

– Вас к телефону.

Извините, что мой президент идиот.

Усатый ухмыльнулся. Он не смотрел на меня.

Но думал он обо мне. Я поймал обрывки его невнятных мыслей.

Кажется, он мечтал прокатиться со мной в машине… И не просто прокатиться, а прокатиться по какому-то конкретному адресу… Некогда было выяснять – куда… Телефон стоял на краю стойки и по ухмылке бармена я понял, что, наверное, звонит женщина.

«Уходите оттуда!» – голос был незнакомый.

– О чем это вы?

«Не возвращайтесь к столику. Уходите!»

– Вы Л и са? – спросил я, невольно скашивая глаза в сторону усатого.

«Нет, – ответила женщина с большим неудовольствием. – Я Кора».

Поглядывая на усатого, я заметил:

– Почему я должен вам верить?

«Вам и не надо верить».

– Тогда я совсем ничего не понимаю.

«Сделайте вид, что идете в туалет, и сваливайте из клуба».

– Я этого не сделаю, – спокойно ответил я. – Обычно я сижу здесь до утра.

Неизвестная Кора даже застонала от нетерпения. Если она хотела испугать меня, у нее, в общем, не получилось. Да и не могло получиться. Человек, не знающий собственного прошлого, может позволить себе роскошь не беспокоиться о будущем.

Но отступать Кора не собиралась.

«Положите трубку, – повторила она, – и сделайте вид, что спускаетесь в туалет. Не теряйте время. Если уйдете прямо сейчас, еще может получиться. Главное, не оглядывайтесь. А спуститесь в аллею…»

– Что там?

«Я вас встречу».

И трубку повесили.

Паша, тот еще фикус, прилип к столику.

Если Ойлэ отпустила его на всю ночь, значит, вернулся из поездки муж.

Надо было уберечь Пашу от неприятностей. Улыбнувшись бармену, я достал из кармана мобильник. Он оказался отключенным. Я не помнил, когда отключил его, но на фоне моего глобального беспамятства, это выглядело ничтожной мелочью. Пришлось выслушать короткую нежную мелодию, что-то из «Золушки». Краем глаза я видел, как Паша (вдали, за столиком) полез в карман. Поторопись, блин! Усатый уже открыто следил за мной. Прокатиться в машине. Я был для него чем-то вроде жестяной банки с законсервированным лучом Вифлеемской звезды. Доставить по адресу. Такая у него была работа, и он не собирался упускать шанс. «Паша, – негромко сказал я, – не дергайся и по сторонам не смотри». Он там, за столиком, пьяно дернулся и стал озираться. «Позвони Ойлэ, разбуди ее, пусть она срочно пришлет за тобой машину».

И отключил мобильник. Не стал смотреть, что он там решит.

Странно все-таки получалось. Сперва непонятные привидения в квартире капитана милиции Жени Кутасовой, потом электрик, Л и са, черная «эмка», сеанс ченнелинга, звонок неведомой Коры. Я представления не имел, как все это могло соотноситься с потерянной и вновь найденной мною тетрадью, но как-то соотносилось.

Ченнелинговый танец – краткий и мимолетный.

Я спрятал мобильник и неторопливо направился к выходу.

В нижнем зале, как тайфун, ревела дискотека. На улице под колоннами было совсем темно.

Самое время подставить голову под кирпич, подумал я, увидев на входе в «Кобру» двух качков весьма спортивного вида. Швейцар Зосимыч что-то им рассказывал и, увидев меня, привычно перекрестился.

Не знаю, что за типы.

Может, «Молодая гвардия».

Но рисковать я не стал, правда, инструкции неизвестной Коры нарушил: вместо того, чтобы двинуться к служебному входу (главный был перекрыт типами), спустился в туалет.

А там оказалось прохладно и тихо.

Бамбуковые жалюзи, белые писсуары, все кабинки аккуратно прикрыты.

Чел в джинсовом костюме, тоже спортивный, стриженый наголо, только что затянул молнию на ширинке. Блаженное лицо, но внимательные быстрые глаза. Не захочешь, а запомнишь.