Геннадий Прашкевич - Русский струльдбруг (сборник)

Аххарги-ю ничего одноногому не подсказывал, только следил за словами, как они складываются у него в определенном порядке. Видимо, контрабандер нКва прав. Для межзвездного сообщества существа Земли могут представлять только чисто эстетический интерес. Неразумные, они по воле инстинкта бросаются даже на собственную тень, распаленный инстинкт часто ведет их к гибели. Неистовая триба Козловых, похищенная другом милым с Земли для продажи на аукционе, несомненно, находится с этими существами в родстве.

Последний раз Аххарги-ю видел нКва, друга милого, на Плутоне.

Время от времени в Граничных шлюзах устраивают облавы. Там, на Плутоне, нКва и задержали с большим, даже очень большим грузом. Известность контрабандера не делала его неприкасаемым. Тем более что вывезенная с земли триба Козловых, помещенная в изолятор вместе с сохатыми и казенной кобыленкой, неистово шумела, требовала полной свободы и различных гражданских прав. Все до одного Козловы, от мала до велика, кидались на каждое смутное движение, любую тень за невидимым Y- стеклом принимали за начальство. «Смотрите, – жаловались, – нас до чего довели!» И гадили прямо во дворе, на глазах межзвездных инспекторов, чтобы начальники видели их якобы вынужденную неопрятность. А самые наглые повторяли: «Мы-то тут при чем? Вы Ивана дерите!» Жаловались: это ведь Иван Козлов отправился рубить жерди. А навстречу рогатые вылетели – глаза красные. Кобыленку чуть не оприходовали казенную. Дважды два – четыре, знаем мы эти налитые кровью глаза! В общем-то, и правильно Иван схватился за топор. Нестерпимо такое для нас, Козловых!

Галдели, прижимали приплюснутые носы к невидимому Y- стеклу.

Кто-то чертил на невидимой плоскости пифагоровы штаны, дескать, но пасаран!

Дескать, не путайте нас с сохатыми! И с кобыленкой казенной мы совсем не в той связи, которая вам видится. Зачем вы вообще врете Высшему Существу, что мы якобы симбионты, что речь тут идет о каком-то коллективном спаривании? И непристойными жестами показывают: кранты вашему контрабандеру!

Спасая нКва, друга милого, Аххарги-ю, понятно, упирал в основном на Красоту.

В Комиссиях самых разных уровней твердил неустанно: стремление к Красоте – фундаментальное свойство природы. Большой Взрыв, например, сорвал аплодисменты у Высшего Существа самим сиянием своим. А многоклеточные существа с Земли? Разве не ими радовал нКва блистающие миры межзвездного сообщества? Да, расправлял он лоснящиеся щупальца, сверкал сайклами на членов самых разнообразных комиссий, нКва, друг милый, вывез с Земли множество живых видов. Но опытный контрабандер никогда не тронет даже самое ограниченное, самое презренное существо, если точно не определена тупиковость его эволюционного развития. Никогда нКва не покушался, например, на иктидопсисов или на тупайю. Они вымерли сами по себе, успев дать начало более перспективным видам. Но зачем, скажем, жалеть трилобитов? Глаза фасеточные, у некоторых – на стебельках. Выбросят такие глаза наружу, а сами зарываются в ил, переживают: вот, дескать, их путь не ведет к храму. Полмира отдашь за такую прелестную и тупую тварь. Или цефалоподы! До их появления на Земле было так тихо, как в томных прокисших живых болотах Мегары. А цефалоподы сразу привнесли крутую динамику в отношения, хотя их собственный путь тоже не вел к храму.

Умный контрабандер всегда оставляет на обработанных им планетах какое-то количество окаменелых отпечатков. Если однажды на таких планетах завяжется разумная жизнь, легко будет, изучив корни, построить все древо предполагаемых предков. Вы, например, взгляните на ископаемые богатства, оставленные нКва, другом милым, на Земле! Сколько фантазии, какая игра ума! Да и сама по себе неутомимая деятельность контрабандера привела на Земле к заметному смягчению нравов, к явственной новой вспышке интереса к Красоте, к тайнам прошлого. Это только глупая триба Козловых, эти неопрятные симбионты, ничем не отличаются от стаи стервятников или от косяка сельдей. У них не было и нет никакого будущего – ни у них, ни у казенной кобыленки, ни даже у сохатых. Он, Аххарги-ю, докажет это, если его отправят на Землю. Он лично пытался проверить указанных симбионтов на разумность. В виде еще одной кобыленки (со стороны) входил за невидимое Y- стекло. Так ему там без всяких просьб сразу доверху наливали огромное деревянное корыто бурого напитка, от которого дико и страшно косеют сайклы. И мембрану нижнего тела давит томительно, и начинают вдруг нравиться налитые кровью глаза сохатых…

Еле вырвался.

Бато, большая плоскодонка, вынырнула из тумана.

Одноногий громко свистнул. Его не сразу, но услышали.

Бронзовокожий индеец, бесшумно работавший веслом, мог, конечно, и не подгонять лодку к берегу. Маленький ефиоп и его оборванный спутник никак его не пугали, однако злой дух Даи-Даи мог наказать за такое поведение. Ведь индеец не знал, откуда пришли чужие люди. Может, их подослал Мэйдагас – тоже нехороший дух, дышащий как женщина. Мэйдагас силой и хитростью увлекает людей на глухую поляну, там превращает в дерево. К тому же, в бато, скрестив худые, покрытые шрамами ноги, сидели еще три человека – совсем в обыкновенном рванье, с открытыми головами. Только на одном была некая дырявая круглая шляпа. Этих разбойников (чиклеро) Солнце не тревожило. Они радовались тишине, наверное, не знали, что существуют еще какие-то другие радости. Услышав свист, никто из них не сказал ни слова, но индеец подогнал плоскодонку к берегу.

«Ховен», – махнул он рукой ефиопу.

Места в плоскодонке было достаточно, чтобы посадить всех случайных попутчиков, но индеец и мужчина в дырявой шляпе махнули только маленькому черному человеку. Никого больше брать на борт лодки они не собирались. Зачем стае свободных птиц какие-то запаленные калеки? – так они, наверное, решили, увидев деревянную ногу Джона Гоута.

Но одноногий с таким решением не согласился.

Непостижимо быстрым движением он оттолкнулся от каменистой почвы и упал на дно бато, повалив индейца, приткнув нож к его морщинистой бронзовой шее.

Индеец вскрикнул.

Страшным показался ему прыжок.

– Умеешь говорить с ними? – спросил одноногий, дыша, как Мэйдагас.

Индеец кивнул. Очень боялся. Нельзя так ловко прыгать, имея деревянную ногу.

– Тогда скажи всем, – сказал одноногий, не убирая ножа от трепещущего под ним бронзового горла, – что нам надо вверх по реке. Скажи им всем, – указал Джон Гоут ножом на трех молчаливых мужчин, – что мы торопимся. Пусть они берут весла. С этой поры они тоже будут грести, как ты, – объяснил он, высмотрев на дне бато два запасных весла.

Наступила тишина.