Питер Уоттс - Водоворот

— Тип по имени Ахилл Дежарден, — ответил Ла­бин. — Правонарушитель из Патруля Энтропии. И твой большой поклонник.

— Правда? А почему он связан?

— Для общего блага.

На секунду она задумалась, стоит ли развивать тему, а потом присела перед Дежарденом на корточки.

— Ты действительно пытался его остановить?

Ахилл кивнул.

— Ради меня?

— Вроде того. Не совсем, — ответил он. — Это... это сложно объяснить.

Он попытался освободиться от эластичных нитей, удерживающих его на стуле; те в ответ затянулись силь­нее.

— Может, разрежешь веревки?

Она бросила взгляд через плечо: Лабин неотрывно следил за ней из полумраке.

— Нет, — ответила Лени. — Пока нет.

«Наверное, никогда».

— Брось, тебе его разрешение не нужно, — возразил Дежарден.

— Ты все видишь? — Он не должен был заметить ее движения, для простого смертного в комнате царила кромешная тьма.

— Дежарден — правонарушитель, — напомнил ей Лабин.

— И что?

— Ему улучшили функцию распознавания образов. Он видит так же, как обыкновенный сухопутник, но лучше интерполирует слабый сигнал.

Кларк повернулась к Дежардену и наклонилась по­ближе.

— Ты сказал, что знаешь.

— Да, — ответил он.

— Тогда расскажи, — шепнула она.

— Послушай, сейчас не самое подходящее время. Твой приятель крайне неуравновешен, и, если ты это еще не поняла, мы оба...

— Я так полагаю, — отозвалась Кларк, — что Кен сегодня сам не в своей тарелке. Иначе он бы нас уже убил.

Дежарден замотал головой и судорожно сглотнул.

— Ну что ж, — сказала Кларк. — Тебе известна ис­тория про Шахерезаду? Ты помнишь, почему она рассказывала свои сказки?

— О, боже, — простонал правонарушитель.

Русалка улыбнулась.

— Расскажи нам сказку, Ахилл.

Пока Дежарден рассказывал, Лабин слушал. С момента их последней встречи правонарушитель явно узнал немало нового.

— Первые мутации, скорее всего, были очень простыми, — говорил он. — Зельцы стремились распространить Бетагемот, а переменную «Лени Кларк» еще до того промаркировали как носителя в некоем личном деле. Поэтому любой вирус с твоим именем в исходном коде сразу получал преимущество, по крайней мере, по­началу, — гели принимали его за важную информацию и пропускали. Но, даже когда их вывели на чистую воду, это лишь вынудило фауну Водоворота придумывать что-нибудь новенькое, а она гораздо быстрее обычного мяса. Для них мы как ледниковые периоды или континентальные дрейфы: мы направляем их эволюцию, но сами при этом крайне медлительны. У них всегда в запасе куча времени для выработки контрмер. И вот некая группа программ освоила симбиоз, превратилась в нечто вроде... противодействующей сети имени Лени Кларк. В обмен на защиту от зельцев. Это как если бы стая акул стала охранять макрель, это огромное конкурентное преимущество. Ну и сразу потянулись все остальные.

Он взглянул из темноты на Кларк:

— Знаешь, ты стала катализатором поразительного явления. Групповой отбор — вещь довольно редкая, но ты побудила несколько совершенно разных форм жизни слиться в подобие колониального сверхорганизма, в котором отдельные особи действуют как части тела. Неко­торые из них только и делают, что передают туда-сюда послания, словно... живые нейротрансмиттеры, можно сказать и так. Целые роды и семьи эволюционировали лишь для того, чтобы научиться поддерживать разговор с людьми. Вот почему никто не мог выследить этого урода — мы-то искали Тьюринг-софт и нейросетевой код, а там ничего такого не было. Сплошная генетика. Потому никто ничего и не понял.

Он замолчал.

— Нет. — Кларк помотала головой. — Это ничего не объясняет. — Слушая монолог Ахилла, она как-то неестественно замерла.

— Это объясняет все, — возразил Дежарден. — Это...

— Так я простой пароль, что ли? — Она подалась к нему. — Всего лишь ключ, позволяющий обойти зель­цев. А как насчет Янктона, ушлепок? Как насчет «Русалки Апокалипсиса» и всех этих людей с фальшивыми линзами, которые меня досуха готовы высосать, стоит отвернуться? Они-то откуда взялись?

— Т-то же самое, — пролепетал Дежарден. — Ак­тиния распространяла мемы всеми возможными способами.

— Этого мало. Назови другие причины.

— Но я не...

— Назови другие причины!

— Да бог ты мой, такое постоянно происходит! Люди пристегивают себе бомбы на спину или распыляют зарин в вагоне, или идут в школу и начинают палить во всех подряд, и все они знают, что умрут, но оно того стоит, понимаешь? Лишь бы достать ублюдков, которые издевались над ними.

Она разразилась лающим прерывистым хохотом, как будто что-то затрещало.

— Так вот кто я в этом деле? Жертва и все?

Дежарден покачал головой:

— Нет, это они жертвы. А ты — оружие, которое они пустили в ход.

Кларк пристально посмотрела на него. Он беспомощно поднял глаза в ответ.

Она ударила его в лицо.

Ахилл опрокинулся навзничь, приложился затылком об пол. Привязанный к стулу, он не смог подняться и только стонал.

Лени повернулась. Лабин преградил ей путь.

Она глядела ему прямо в глаза, не двигаясь несколько секунд, а потом произнесла:

— Если собираешься убить меня, то приступай. Или убирайся с дороги.

Лабин подумал с секунду и отошел в сторону. Лени

Кларк протиснулась мимо него и поднялась наверх.

Она и в самом деле провела здесь свое детство. Декорации были вполне реальны; выдуманными оказались лишь роли второго плана. Лабин прекрасно знал, куда пошла Кларк.

Она сидела в немраке своей старой спальни. От той остались лишь голые изрисованные стены, как и во всем остальном доме. Когда Кен вошел, Кларк обернулась, обвела усталым взглядом пустоту

— Так он числится заброшенным? Не продается?

— Об этом мы позаботились перед твоим прибыти­ем, — ответил он. — На всякий случай. Чтобы потом было легче прибраться.

— А... Что ж, неважно. Все равно дом выглядит так, как будто я уехала только вчера. — Она уставилась сле­пыми глазами в стену. — Вон там стояла моя кровать. Там... папа... обычно рассказывал мне сказки на ночь. Ты бы назвал это прелюдией. А здесь вентиляционная труба, — Лени махнула рукой в сторону решетки, вделанной в плинтус, — что вела прямиком в гостиную. Я слышала, как мама смотрит свои любимые шоу. И всегда считала, что они очень глупые, но теперь мне кажется, что она их тоже не любила. Просто они служили ей алиби.

— Этого не было, — напомнил ей Лабин. — Ничего из этого не было.

— Я знаю, Кен. Я уловила суть. — Кларк вздохнула. — И знаешь, сейчас я бы все отдала за то, чтобы все это было правдой.

От удивления Лабин заморгал:

— Что?

Она повернулась к нему:

— Ты можешь себе представить, каково это... когда тебя преследует призрак счастья? — Она выдавила из себя горький смешок. — Все эти месяцы я отрицала его, списывала на инсульт, галлюцинации, потому что у меня не могло быть счастливого детства, Кен. Не могло, черт возьми. Мои родители не могли не быть чудовищами, понимаешь? Они сделали меня той, кто я есть. Они — единственная причина, почему я пережила всю последующую хренотень, только из-за них я про­должала идти дальше. Я не могла допустить, чтобы эти уроды победили. Все мои желания, всякий раз, когда я отказывалась отступать, когда делала невозможное, все это было пощечиной их самодовольным рожам, рылам всесильных монстров. Я все делала только назло им. Вся моя жизнь и я сама — им назло. А теперь ты стоишь тут и утверждаешь, что этих выродков никогда не существовало...