Грег Бир - Божья кузница (сборник)

Женщина обернулась, и Эдвард увидел, что она потрясающе хороша собой. Длинное лицо скандинавского типа, правильной формы нос, ясные голубые глаза и губы — чувственные и недовольно нахмуренные. Эдвард быстро отвел взгляд, отлично осознавая, что он ей не пара. Он уже давно понял, что такие красотки не обращают внимания на подобных ему мужчин, которые выглядят не особенно мужественно и занимают не слишком высокую ступень на социальной лестнице.

Тем не менее, складывалось впечатление, что она одинока.

В душе Эдварда звучала чистая пронзительная мелодия, зарождавшаяся всегда, когда ему доводилось встретить желанную, но недоступную женщину, когда он испытывал не страсть, а почти религиозное томление. Сейчас он сопротивлялся этому чувству; ему не хотелось, чтобы кто-то мешал боготворить природу, Землю; было жаль растрачивать восторги на женщину, которой он, скорее всего, не мог обладать. От женщины или женщин, о которых Эдвард мечтал накануне, он ожидал другого: они обязаны быть надежными и терпимыми, но не должны причинять страданий. Вежливо улыбнувшись и кивнув, он быстро прошел мимо незнакомки и продолжил прогулку.

За Эмералд-Лейк он отыскал каменную площадку с гранитным выступом под деревьями, служившим скамейкой. Он остановился, вытащил из рюкзака несколько сэндвичей с сыром и сушеные фрукты. Все это напомнило ему завтраки, приготовленные матерью, когда они путешествовали здесь все вместе. Устроившись лицом к белому перистому водопаду Невада-Фолл, находящемуся в нескольких сотнях ярдов, он откусил кусочек сушеного абрикоса и заварил на переносной плитке чай.

Кто-то приблизился сзади легкими, почти неслышными шагами.

— Прошу прощения.

Он резко обернулся и увидел все ту же блондинку. Она улыбнулась. В ней было не меньше шести футов росту.

— Да? — выговорил Эдвард, проглатывая недожеванный кусок.

— Ты не видел здесь мужчину — чуть выше меня, с черной окладистой бородой и в красной штормовке? — Она подняла руку над головой, показывая рост нужного ей человека.

Эдвард не видел никого, кто соответствовал бы описанию, но встревоженный вид девушки подсказывал, что нельзя отвечать сразу. Он притворился, что пытается вспомнить, потом сказал:

— Нет, не думаю. Сегодня здесь не так много людей.

— Я жду его уже второй день, — вздохнула она. — Мы договорились встретиться возле Эмералд-Лейк.

— Сожалею.

— А ты не видел никого похожего в долине? Ты ведь оттуда, да?

— Да. Но я не помню никого с черной бородой и в красной штормовке. Вообще никого с черной бородой!

— Понятно. — Она покачала головой и повернулась. Потом бросила через плечо: — Спасибо.

— Не за что. Может, хочешь перекусить? Чай, фрукты?

— Нет, спасибо. Я ела. У меня еды хватит на двоих.

Эдвард наблюдал за ней со смущенной улыбкой. Она, казалось, не знала, что делать дальше. В глубине души он хотел, чтобы девушка ушла; влечение ранило его.

— Я говорю о своем муже, — объяснила она, уставясь на Либерти-Кеп и чуть прищурясь от слепящей дымки. — Мы в разводе. Наша первая встреча произошла в Йосемите, и мы решили, что если вернемся сюда до того, как… — Ее голос дрогнул, и она поежилась. — Мы решили быть вместе. Договорились встретиться возле Либерти-Кеп.

— Не сомневаюсь, что он где-то неподалеку. — Эдвард показал на озеро и тропу.

— Спасибо, — вымолвила женщина. На этот раз она не улыбнулась, а просто повернулась и пошла по направлению к Вернел-Фоллу и ведущей вниз тропе Мист-Трейл. Эдвард долго смотрел ей вслед, потом глубоко вздохнул и принялся за второй бутерброд. Жуя, он презрительно оглядел свой завтрак. — Если бы у меня был белый хлеб! — сказал он самому себе. — Такую красавицу можно приворожить только лучшими сортами пшеницы.

Нигде — ни на площадке, ни в окрестностях озера и водопадов, ни на тропе — не было ни души. Единственный человек на много миль — это он, Эдвард. Шоу пересек мостик и зашагал между деревьями. В ушах стоял грохот воды и птичье пение. Он знал все типы скал и камней, но плохо разбирался в птицах. Краснокрылые дрозды, малиновки, сойки, правда, не представляли загадки для него; он решил купить книгу, чтобы прочитать и о других пернатых. Но есть ли смысл в заучивании названий? Если его памяти суждено развеяться по космосу, стоит ли терять время на новую информацию?

Самое важное — найти и укрепить стержень своего бытия, поймать момент истины и сосредоточиться на нем. Он считал, что присутствие людей отвлекает, теперь же у него есть шанс ответить на все вопросы.

Молиться? Бог — зияющая пустота, бабушкины сказки — редко становился предметом его размышлений, но Эдвард не хотел оригинальничать в то время, когда планета замерла в ожидании последнего удара. Однако и в том, чтобы следовать за всеми, он тоже не видел смысла. Это так же бесполезно сейчас, как и изучение естественных наук, только менее интересно.

Солнце все еще освещало долину, и только Либерти-Кеп погрузился в тень. Дым немного рассеялся, небо стало ярко-голубым, а там, где оно соприкасалось с дымкой — зеленым, более естественным, чем раньше.

— Я умру, — ровно произнес Эдвард. — То, что я сейчас из себя представляю, исчезнет без следа. Я перестану мыслить. Я ничего не испытаю, даже не пойму, что пришел конец. Вздыбившиеся скалы, и дым, и лава… Нет, наверно, случится иначе. Будет ли больно? Останется ли хотя бы мгновение, чтобы почувствовать боль?

Массовая гибель: Господь, вероятно, занят тем, что внимает массовым молитвам.

Бог.

Он не защитит, если только не свершится чудо.

Эдвард разгреб носком ботинка пыль на тропе.

— Что, черт возьми, я здесь ищу? Озарение? — Он покачал головой и выдавил улыбку. — Наивный ублюдок, тебе следовало бы больше тренироваться: твои мышцы, предназначенные для молитвы, твои бицепсы, способствующие прозрению, не в форме. С их помощью тебе не прыгнуть выше собственной головы.

Эдварда потрясла горечь, которую он неожиданно услышал в своем голосе. Неужели он действительно ждал озарения, неужели и впрямь хотел убедиться, уверовать в то, что за последней чертой скрывается жизнь или смысл?

— Бог — это то, что ты любишь, — тихо проговорил он и сам удивился глубине своей веры. Хотя он никогда не преуспевал в любви — ни к людям, ни к чему-то еще, кроме, пожалуй, любви к работе. — Я люблю Землю.

Но фраза звучала слишком пространно. Земля предлагала любить, ко всему прочему, и катаклизмы: бури, лавины, извержения вулканов, землетрясения. Необузданность стихий. Земля не может справиться с ней. Легко любить прародительницу…

Подул сильный ветер и пронес над водопадом и лесом облако тумана, упавшее холодными, чуть жалящими капельками воды ему на лицо. Эдварду вновь вспомнилось время, когда он был безбородым юнцом. Тогда больше всего на свете он желал, чтобы отец остался с ним, и, вместе с тем, уже тогда знал (неужели он до конца осознавал это?), что ослабленный узел вскоре и вовсе развяжется.