Джек Вэнс - Языки Пао. (Сборник)

К Берану вернулось прежнее упрямство, тем более что модифицировать его если и станут, то очень не скоро.

— Но я не хочу учить язык! Почему нельзя разговаривать на паонитском?

— Тебе придется познакомиться со многими вещами и понятиями, которым в вашем языке просто нет названия.

— Но сейчас я тебя понимаю!

— Это только пока мы касаемся самых общих вещей. Язык — это инструмент, обладающий определенными свойствами. Он является не только средством общения, но и отражает образ мыслей.

По лицу мальчика Фанчиэль увидел, что тот ничего не понял.

— Язык — это отражение твоего мировосприятия. Жители разных планет не просто говорят на разных языках — они думают и действуют различно. Например, ты что-нибудь слышал о планете Вэйл?

— Да. Они там все ненормальные.

— Действительно, для нашего восприятия их действия кажутся сумасшествием. На самом деле они просто анархисты. И в их языке царит полная анархия. В нем почти нет правил, каждый выбирает наиболее удобный способ выражения, как мы, например, выбираем свою одежду.

Беран нахмурился.

— У нас на Пао не тратят время на выбор платья и никто не наденет одежду цвета, принадлежащего другой социальной прослойке.

Фанчиэль улыбнулся:

— Да, я забыл, что паониты не любят привлекать внимание к своей одежде. Может, это одна из причин почти поголовной психической нормальности и уравновешенности. На Вэйле же все наоборот: и в языке, и в манере одеваться царит полный хаос. А теперь подумай, что первично: образ жизни и мышления или язык?

Беран был в явном замешательстве.

— Сейчас тебе это трудно понять, но когда ты осознаешь взаимозависимость языка и образа жизни людей, то наверняка заинтересуешься языком Брейкнесса.

— Вы думаете, если я изучу ваш язык, эта планета начнет мне нравиться?

Фанчиэль первый раз не сдержал раздражения:

— Почему ты так сопротивляешься этому? Тебе нечего волноваться — ты никогда не станешь таким, как мы, а останешься паонитом. Но, узнав язык Брейкнесса, ты сможешь думать так, как мы, и не будешь испытывать к нам ненависти. По-моему, мы все выяснили, давай приступим к делу.

Мир и благополучие царили на Пао. Паониты пахали и сеяли, ловили рыбу, извлекали из воздуха цветочную пыльцу при помощи специальных фильтров — для приготовления ароматной медовой эссенции. Каждый восьмой день был базарный, каждый шестьдесят четвертый день — праздничный, когда паониты сходились на певческие поля и оглашали окрестности пением гимнов. Каждый пятьсот двенадцатый день открывались межконтинентальные ярмарки. Вторжение Брумбо было забыто.

Народ перестал сопротивляться Бустамонте, ибо правил он без излишней помпезности, что соответствовало его двусмысленному положению на Черном Троне, да и налоги стали не такими тяжкими, как при власти Аэлло.

Но Бустамонте был далек от полного удовлетворения. Его идея фикс стала личная безопасность. Однажды мамароны сожгли огнеметами десяток просителей, один из которых позволил себе сделать резкое движение. Другие были казнены лишь за то, что Панарх вообразил: улыбки на их лицах не что иное, как издевка. Сильнее же всего отравляла существование Бустамонте необходимость выплачивать дань Эбану Бузбеку. Всякий раз перед выплатой Бустамонте собирался с силами и готовился отказать Предводителю Брумбо, но осторожность побеждала, и, скрипя зубами от злости, Регент платил условленный миллион марок.

Так прошло четыре года. Однажды на заре на посадочную площадку космодрома Эйльянре опустился корабль, окрашенный в красный, желтый и черный цвета. На борту его находился Корморан Бенбарт, один из младших отпрысков династии Бузбеков.

Корморан явился во Дворец с видом хозяина, ненадолго отлучавшегося по делам. Он небрежно поприветствовал Бустамонте. Облаченный в черные одежды, с трудом сохраняя безмятежное выражение лица, как того требовал этикет, Бустамонте спросил:

— Будь благословен ветер, направивший твой корабль к нашему берегу.

Корморан Бенбарт, здоровенный детина с пышными рыжими усами и глазами голубыми, как небеса Пао, внимательно разглядывал Бустамонте.

— Все очень просто. Я унаследовал титул барона в Северном Фейдене. Сейчас мы находимся в состоянии войны с южными провинциями династии Гриффин. Мне нужны средства для строительства укреплений и вербовки солдат. — Бенбарт пригладил усы и продолжил: — Эбан Бузбек считает, что вы легко можете субсидировать меня скромной суммой в миллион марок. Моя признательность вам была бы безграничной.

Бустамонте словно окаменел. Он с минуту молча глядел в бездонные голубые глаза Бенбарта, в то время как мысль его яростно работала. Он ничего не мог сделать с этим нахальным вымогателем, за внешне благопристойными речами которого скрывалась угроза. Взяв себя в руки, он приказал выдать необходимую сумму и молча выслушал благодарность от Корморана Бенбарта. Тот возвратился на Батмарш с чувством, слегка похожим на признательность.

Бустамонте кипел от ярости. Лишь сейчас он понял, что следует смирить гордыню и попросить помощи у тех, кого прежде отверг. Инкогнито — под видом коммивояжера — на почтовом судне Бустамонте отправился на планету Брейкнесс, к Магистрам Института Брейкнесса.

Покинув тесное помещение почтового планетолета, он вошел в здание космопорта. Бустамонте был удивлен отсутствием таможенных формальностей, столь привычных на Пао, и раздосадован тем, что на него никто не обращает внимания. Из окон космопорта открывался вид на город. Виднелась темная громада Института и трубы заводов.

Прикосновение к руке заставило Бустамонте оглянуться. Юноша, почти мальчик, попросил посторониться, чтобы пропустить вереницу из двадцати светловолосых девушек. Девушки сели в автобус, напоминающий жука, и поехали вниз по направлению к городу. Этот автобус оказался последним транспортным средством в космопорту.

Взбешенный Бустамонте оглянулся и понял, что его никто не собирается встречать. Это уже слишком. Нужно было срочно привлечь к себе внимание. Панарх быстро зашагал к центру зала и по-паонитски потребовал у двух прохожих позвать кого-нибудь из персонала порта, сопровождая слова энергичной жестикуляцией. Те на него безразлично поглядели и пошли дальше.

Бустамонте яростно выругался и вновь направился к выходу. Смеркалось, над Рекой Ветров поднимался серый туман, маленькое белое солнце почти скрылось за каменистой грядой. В полумиле виднелись дома поселка.

Панарх Пао, как нищий бродяга, должен был идти пешком и искать пристанище на ночь. Он злобно толкнул дверь и вышел. Сильный ветер едва не повалил его. Бустамонте на подгибающихся ногах засеменил по улице. Боль отдавалась в легких при каждом его вздохе. Замерзший, он подошел к ближайшему дому. Стены дома, сложенные из вулканического туфа, возвышались над ним. Обойдя здание со всех сторон, он не обнаружил ни окон, ни дверей. Злобно чертыхнувшись, он снова поковылял по дороге.