Джек Вэнс - Глаза Чужого мира. (Сборник)

Кугель задержался, чтобы понаблюдать за жителями деревни, и обнаружил, что многое в них его озадачивает. Во-первых, они держали себя не как вонючие деревенщины, какими были в действительности, а с примечательным величием и достоинством, граничащими временами с надменностью. Кугель наблюдал за ними в недоумении: неужели все они выжили из ума? Во всяком случае, они, казалось, не представляли собой никакой угрозы, и Кугель направился вперед по главной улице деревни, шагая осторожно, чтобы не наступить в наиболее вонючие кучи отбросов. Тут один из жителей соизволил его заметить и обратился к нему хрюкающим гортанным голосом:

— Ну, господин хороший, что тебе нужно? Почему ты рыщешь в окрестностях нашего города Смолода?

— Я странник, — ответил Кугель. — Я прошу только, чтобы ты направил меня к постоялому двору, где я смогу найти пищу и приют.

— У нас нет постоялого двора; путешественники и странники нам неведомы. Однако я приглашаю тебя разделить с нами наше изобилие. Вон там стоит дом, обстановка которого будет достаточной для твоего удобства.

Он указал на полуразвалившуюся хижину.

— Ты можешь есть досыта; просто войди туда, в трапезную, и выбери все, что захочешь; мы в Смолоде никогда не скупимся.

— Покорнейше тебя благодарю, — сказал Кугель и хотел было продолжить свою речь, но его собеседник уже зашагал прочь.

Кугель осторожно заглянул в предоставленный ему сарай и после некоторых усилий убрал наиболее мешавший мусор и устроил себе спальное место на лавке. Солнце уже было на горизонте, и Кугель пошел в тот амбар, который был ему указан как трапезная. Доступные в деревне блага, описанные поселянином, оказались, как и подозревал Кугель, своего рода преувеличением. В амбаре по одну сторону лежала груда копченой рыбы, по другую стоял ларь с чечевицей, смешанной с семенами различных сорняков и злаков. Кугель взял порцию в свою хижину и мрачно сел за ужин.

Солнце село; Кугель отправился посмотреть, что деревня может предложить по части развлечений, но обнаружил, что улицы совершенно пусты. В некоторых хижинах горели лампы, и Кугель, заглядывая в щели, видел, как их обитатели ужинают копченой рыбой или ведут беседу. Он вернулся в свой сарай, разжег небольшой огонь, чтобы не замерзнуть, и изготовился ко сну.

На следующий день Кугель возобновил наблюдения за жизнью деревни Смолод и ее фиолетовоглазых обитателей. Никто, как он заметил, не ушел работать, к тому же поблизости от деревни, по-видимому, не было полей. Это открытие вызвало у Кугеля неудовольствие. Для того чтобы захватить один фиолетовый глаз, ему пришлось бы убить его обладателя, а для этого необходима была свобода от назойливого вмешательства.

Кугель сделал несколько осторожных попыток заговорить с жителями деревни, но они разглядывали его с таким видом, который в конце концов начал действовать Кугелю на нервы: можно было подумать, что они — милостивые владыки, а он — вонючая деревенщина!

После полудня Кугель пошел на юг и, пройдя примерно милю вдоль берега, набрел на другую деревню. Люди в ней были очень похожи на жителей Смолода, но их глаза казались обычными. Крестьяне были трудолюбивы; Кугель видел, как они возделывают поля и ловят рыбу в океане.

Кугель подошел к двум рыбакам, возвращающимся в деревню с уловом за плечами. Они остановились, рассматривая Кугеля без особого дружелюбия. Он представился им как странник и попросил рассказать о землях, лежащих к востоку, однако рыбаки выразили полную неосведомленность в этом вопросе, за исключением того факта, что земля там бесплодная, мрачная и опасная.

— Я сейчас гощу в деревне Смолод, — сказал Кугель. — Люди в ней кажутся мне достаточно приятными, но несколько странными. Например, почему у них такие глаза? Какова природа их недомогания? Почему они ведут себя с такой аристократической самоуверенностью и почему у них такие обходительные манеры?

— Их глаза — волшебные линзы, — неохотно проговорил старший из рыбаков. — Они позволяют видеть Чужой мир, так что почему бы их обладателям не вести себя как лордам? Я буду вести себя так же, когда умрет Радкут Вомин, ибо я унаследую его глаза.

— Неужели! — дивясь, воскликнул Кугель. — Неужели эти волшебные линзы можно отделять по желанию и передавать, как сочтет нужным владелец?

— Можно, но кто променяет Чужой мир на это? — Рыбак обвел рукой безрадостный ландшафт. — Я долго трудился, и теперь наконец пришла моя очередь вкусить наслаждений Чужого мира. После этого уже нет ничего, и единственная опасность — это смерть от переизбытка блаженства.

— Крайне интересно, — заметил Кугель. — Каким образом я мог бы претендовать на пару волшебных линз?

— Прилагай усилия, как все остальные из Гродза: занеси свое имя в список, потом трудись, чтобы обеспечить лордов Смолода пищей. Тридцать один год я сеял и собирал чечевицу, ловил сетью рыбу и коптил ее на медленном огне, а теперь имя Бубаха Анха стоит первым в списке. Ты должен проделать то же самое.

— Тридцать один год, — задумался Кугель. — Не такой уж короткий период.

А Фиркс беспокойно заворочался, причиняя печени Кугеля явное неудобство.

Рыбаки направились дальше, в свою деревню Гродз; Кугель вернулся в Смолод. Здесь он отыскал того человека, с которым разговаривал по прибытии в деревню.

— Господин, — сказал Кугель, — как ты знаешь, я путешественник из дальних земель, привлеченный сюда великолепием города Смолод.

— Это можно понять, — проворчал собеседник. — Наша пышность и богатство не могут не внушить зависть.

— А каково же происхождение этих волшебных линз?

Старец обратил свои фиолетовые полусферы на Кугеля, словно увидел его впервые, и заговорил неприветливым голосом:

— Это обстоятельство, на котором мы не любим задерживаться, но теперь, когда ты коснулся данной темы, в этом не будет особого вреда. В отдаленные времена демон Ундерхерд раскинул щупальца, чтобы наблюдать за Землей; на конце каждого находилась фиолетовая линза. Симбилис Шестнадцатый ранил чудовище, оно рывком убралось в свой мир, и линзы слетели. Четыреста и еще двенадцать линз было подобрано и принесено в Смолод, который тогда был таким же прекрасным, каким он теперь представляется мне. Да, я осознаю, что наблюдаемое мной — иллюзия, но ты тоже видишь лишь иллюзию, и кто может сказать, какая из них реальна?

— Я смотрю не сквозь волшебные линзы, — заметил Кугель.

— Правда, — пожал плечами старец. — Но это обстоятельство я предпочитаю игнорировать. Я смутно припоминаю, что живу в хлеву и поглощаю наигрубейшую пищу — однако субъективная реальность такова, что я обитаю в роскошном дворце и угощаюсь великолепными блюдами среди равных мне принцев и принцесс. Все это объясняется так: демон Ундерхерд смотрел из своего мира на наш, мы смотрим из этого мира на Чужой мир, который представляет собой квинтэссенцию человеческих надежд, страстных мечтаний и блаженных снов. Мы, населяющие этот мир, — как мы можем представлять себя кем-то иным, кроме как блистательными лордами? Такие мы и есть.