Клайв Льюис - Космическая трилогия [сборник]

Всю вторую половину дня Рэнсом отвечал на вопросы Уарсы. Мне не позволено записывать этот разговор, кроме заключительных слов Уарсы:

— Ты раскрыл передо мною больше чудес, чем известно во всем небесном мире.

После этого они говорили о будущем самого Рэнсома. Ему был предоставлен выбор: остаться на Малакандре или отважиться на отчаянное путешествие к Земле. Он долго, мучительно думал, и в конце концов решил отдаться на произвол судьбы вместе с Уэстоном и Дивайном.

— Любовь, как ее понимаем мы, — сказал он, — это не самый главный закон. Но ты, Уарса, говоришь, что это закон. Если мне не жить на Тулкандре, лучше мне совсем не жить.

— Ты сделал правильный выбор, — сказал Уарса, — и я скажу тебе две вещи. Мои люди заберут все чужеродные орудия с корабля, но одно оставят тебе. И эльдилы Глубоких Небес будут рядом с вашим кораблем до самого воздуха Тулкандры, а порой и после. Они не позволят двум другим убить тебя.

Рэнсому в голову не приходило, что Уэстон и Дивайн могут убить его, чтобы сэкономить пищу и кислород, и он поблагодарил Уарсу за заботу. Потом великий эльдил отпустил его, сказав:

— Во зле ты не повинен, Рэнсом, повинен лишь в боязливости. Путешествием, которое тебе предстоит, ты наказываешь себя сам, а быть может, излечиваешь: тебе придется или сойти с ума, или быть храбрым. Но я налагаю на тебя обязательство: ты не должен спускать глаз с Уэстона и с Дивайна даже там, у вас. Они могут натворить много зла и в вашем мире, и вне его пределов. Из твоих рассказов я понял, что есть эльдилы, опускающиеся в ваш воздух, прямо в самый оплот Порченого. Ваш мир не наглухо закрыт, как думали мы в нашей части небес. Смотри за этими двумя порчеными. Будь храбр. Борись с ними. Если будет нужно, кто-то из наших придет на помощь. Тебе их покажет Малельдил. Может статься даже, мы снова встретимся, пока ты еще во плоти; ведь не без промысла Малельдила мы повстречались с тобой сейчас, и я столькому от тебя научился. Наверное, это начало новых переходов между небесами и мирами и из миров в миры — хотя и не так, как надеялся Плотный. Мне позволено сказать тебе, что году, в котором мы сейчас — однако небесные годы не совпадают с вашими, — суждено стать годом потрясений и огромных перемен. Осада Тулкандры близится к концу. Грядут великие события. Если Малельдил не запретит мне, я не останусь в стороне. А теперь — прощай.

Сквозь огромные толпы разнообразных обитателей Малакандры прошли на следующий день три человеческих существа, начиная свой страшный путь. Уэстон выглядел бледным и осунувшимся после ночи, проведенной за вычислениями, достаточно запутанными для любого математика, даже если бы от них и не зависела его жизнь. Дивайн вел себя шумно, держался смело и немного истерично. За эту ночь мнение его о Малакан-дре переменилось благодаря открытию, что «туземцы» умели изготовлять алкогольный напиток, и он даже пытался научить их курить. Но хоть как-то восприняли это только пфифльтригги. За острую головную боль и перспективу нависшей над ними смерти он отыгрывался, терзая Уэстона. Оба партнера были недовольны тем, что из космического корабля убрали все оружие, но в остальном все соответствовало их пожеланиям. Примерно через час после полудня Рэнсом в последний раз бросил долгий взгляд на голубые воды, багровый лес и зеленые стены знакомого хандрамита вдалеке и последовал за остальными в корабль. Перед тем как закрыть люк, Уэстон предупредил их, что нужно экономить воздух, оставаясь в полной неподвижности, — во время полета не двигаться без необходимости, не разговаривать.

— Я буду говорить только в экстренных случаях, — сказал он.

— А все-таки слава Богу, — последнее, что сказал Дивайн. И они задраили люк.

Рэнсом сразу же пошел вниз, где была его каюта, и растянулся на «окне», поскольку в таком положении все было вверх ногами. Он удивился, очнувшись уже на высоте в несколько тысяч футов. Хандрамит стал всего лишь багровой линией на розово-красной поверхности харандры. Они находились над стыком двух хандрамитов. Один из них был, очевидно, тот, где жил Рэнсом, другой — где располагался Мельдилорн. Долина, по которой он когда-то срезал угол между хандрамитами, сидя на плечах Эликана, была почти не видна.

С каждой минутой, уменьшаясь, хандрамиты все лучше были видны — длинные прямые линии, иногда параллельные, иногда пересекающиеся или образующие треугольники. Ландшафт становился все более геометрическим. Промежутки между пурпурными линиями казались абсолютно плоскими. Прямо внизу он узнал по розовому цвету замершие леса; а на севере и востоке огромные песчаные пустыни, о которых рассказывали ему сорны, — бесконечные пространства желтизны и охры. На западе показались зеленовато-голубые пятна, как бы утопленные ниже уровня окружающей харандры. Он решил, что это лесистая низменность пфифльтриггов, или, скорее, одна из них, потому что теперь такие же пятна стали появляться везде, то в виде узелков на стыках хандрамитов, то очень протяженные. Он живо ощутил, что все его знания о Малакандре были сиюминутными, ограниченными, односторонними. Как если бы сорн, проделав сорок миллионов миль и попав на Землю, прожил бы там все время между Уортингом и Брайтоном. Он размышлял о том, что немногое сможет рассказать о своем потрясающем путешествии, если останется в живых: поверхностное знание языка, несколько пейзажей, не до конца понятые сведения из физики, но где же статистика, история, подробный обзор внеземных условий, которые надлежало бы привезти с собой из такого путешествия? Например, хандрамиты. Сейчас, с высоты, они своей геометрической правильностью перечеркивали его первоначальные впечатления о них как естественных долинах. Это были гигантские инженерные сооружения, о которых он не получил представления; сооружения, завершенные, если все это реальность, до того, как началась история человечества… до того, как началась история животного мира. Или все это только мифы? Он знал, что это покажется только мифом, когда он возвратится на Землю (если возвратится), но в памяти еще так свежо было присутствие Уарсы, что пока что сомневаться не приходилось. Ему даже пришло в голову, что вне Земли само различие между историей и мифологией не имело смысла.

Эта мысль сбила его с толку, и он снова посмотрел на пейзаж внизу — пейзаж, с каждой минутой все больше походивший не на пейзаж, а на диаграмму. К этому времени с востока через красноватую охру малакандрийского мира стало пробиваться гораздо большее и намного более темное пятно причудливой формы, с длинными руками или рогами, распростертыми в стороны, и чем-то вроде залива между ними, подобного вогнутой стороне полумесяца. Пятно все росло и росло. Казалось, длинные темные руки раскинулись, чтобы охватить всю планету. Вдруг в середине темного пятна он увидел яркую светящуюся точку и понял, что это вовсе не пятно на поверхности планеты, а черное небо, показавшееся за ней. Плавная кривая линия очерчивала ее диск. И туг, в первый раз с начала путешествия, его охватил страх. Медленно, но все же не так медленно, чтобы этого нельзя было заметить, темные руки вытягивались все дальше и дальше вокруг освещенной поверхности и соединились наконец. Перед его глазами предстал весь диск в обрамлении черноты. Долгое время слышался слабый стук метеоритов; окно, в которое он смотрел, находилось уже не строго внизу. Его руки и ноги, ставшие теперь очень легкими, двигались с трудом, и он очень хотел есть. Рэнсом посмотрел на часы. Зачарованный, он просидел на одном месте почти восемь часов.