Джек Вэнс - Тшай планета приключений.

Солнце село за холмы. Сумерки опустились на караван-сарай, на дворе стало тихо. В передвижных жилищах каравана мерцали тусклые огни. Степь за выходами скал превратилась во мглу, окаймленную сливовым отсветом заката.

Рейт поужинал миской жгучего гуляша с ломтем хлеба из зерна с отрубями и блюдцем маринованных овощей. Траз стоял поодаль, наблюдая за азартной игрой. Аначо не было видно. Рейт вышел на двор, взглянул на звезды. Где-то среди незнакомых созвездий едва заметными блестками по другую сторону Солнца должен был светиться Цефей. Невооруженным глазом, однако, различить его было невозможно. Земное Солнце, удаленное на 212 световых лет, стало невидимой звездой десятой или двенадцатой величины. Слегка подавленный, Рейт опустил глаза.

Жрицы сидели снаружи на палубе подводы, переговариваясь вполголоса. Девушка-рабыня стояла в клетке. Подчинившись влечению вопреки принятому решению, Рейт обогнул огороженный двор, зашел за подводу и заглянул в клетку. «Эй!» — тихо позвал он.

Девушка обернулась, посмотрела на него, ничего не сказала.

«Подойди, — сказал Рейт, — хочу с тобой поговорить».

Она медленно подошла и встала у решетки, глядя сверху.

«Что они собираются с тобой делать?» — спросил Рейт.

«Не знаю, — у нее был хрипловатый мягкий голос. — Меня выкрали из сада в Катте, перевезли на корабль и посадили в клетку».

«Зачем?»

«Потому, что я красивая — так говорят... Тихо! Они что-то почуяли — спрячься».

Чувствуя себя последним трусом, Рейт опустился на колени и пригнулся. Девушка стояла, держась за решетку, и смотрела вдаль. В клетку заглянула монахиня. Не обнаружив ничего подозрительного, она вернулась к сестрам.

Девушка тихо позвала: «Ушла».

Рейт поднялся, стыдясь нелепости происходящего: «Ты хочешь на свободу?»

«Конечно! — голос ее звучал возмущенно. — Не хочу справлять их обряды! Они меня ненавидят, потому что я красивая, а они безобразные!» Она всмотрелась в лицо Рейта, едва озаренное отсветом из окна неподалеку: «Я тебя сегодня видела, — сказала она, — ты стоял у дороги».

«Да. Я тебя тоже запомнил».

Девушка обернулась: «Сейчас вернутся — лучше уходи».

Рейт удалился. С другой стороны двора он видел, как жрицы заталкивали девушку в дом. Рейт вернулся в зал ожидания. Некоторое время он наблюдал за играми. Здесь играли в шахматы на доске из сорока девяти клеток — у каждого игрока было по семь фигур. В другой игре с недоступными непосвященным сложными правилами использовались диск и небольшие нумерованные фишки. Кое-где развлекались карточными играми. На всех столах стояли фляги с пивом. Женщины из племени, населяющего холмы, бродили среди столов и предлагали себя. Завязались несколько потасовок, кончившиеся ничем. Один из приезжих принес флейту, другой — лютню, третий стал извлекать звонкие низкие звуки из длинной стеклянной трубы — зазвучала музыка. Рейт подивился странности ее мелодической структуры. Траз и дирдирмен давно поднялись в свои комнаты. Рейт скоро последовал их примеру.

Рейт проснулся с тягостным предчувствием, поначалу невразумительным. Скоро, однако, он вспомнил об истории с девушкой и жрицами святилища Женских Таинств. Нахмурившись, Рейт лежал и глядел в оштукатуренный потолок: полнейшее безумие — заниматься вещами, недоступными пониманию! Чего, в конце концов, он может добиться?

Спустившись в зал ожидания, Рейт позавтракал кашей, поданной одной из неряшливых дочерей хозяина, после чего вышел и присел на скамью во дворе, с пылкой тоской надеясь хоть мельком увидеть девушку-пленницу.

Жрицы не замедлили появиться и проследовали в караван-сарай — девушка шла между ними, неподвижно глядя перед собой и ничего не замечая.

Через полчаса монахини снова вышли на двор и завязали беседу с маленьким человеком из племени с холмов, благоговейно бегавшим блестящими глазками, подобострастно скалившим зубы и часто кивавшим.

Из здания караван-сарая гурьбой вывалились иланты. Переходя двор, они бросали косые взгляды на монахинь и плотоядные — на девушку. Иланты вывели двуногих скакунов и принялись счищать роговые наросты с серо-зеленых шкур.

Жрицы закончили разговор, направились со двора в степь и стали прохаживаться за укрепленными скальными обнажениями. Девушка отставала, чем постоянно вызывала раздражение монахинь. Иланты смотрели им вслед, вполголоса обмениваясь какими-то замечаниями.

Вышел Траз, сел рядом с Рейтом и указал на степь: «Зеленые часчи близко — большой отряд».

Рейт ничего не видел: «Откуда ты знаешь?»

«Чую дым костров».

«Не замечаю никакого запаха», — ответил Рейт.

Траз пожал плечами: «Большой отряд — триста, четыреста часчей».

«Гм... Ну, а это тебе откуда известно?»

«Нужно сравнивать силу ветра и отчетливость запаха. Небольшой отряд разводит меньше костров, чем большой. Сегодня стелется дым становища трехсот зеленых часчей».

Рейт воздел руки к небу, признавая поражение.

Иланты взобрались на скакунов, выехали тяжелым галопом к скалам за воротами и там остановились. Аначо, незаметно оказавшийся поблизости, сухо усмехнулся: «Собираются досадить монахиням».

Рейт вскочил, пошел посмотреть. Иланты ждали под прикрытием скал, пока не появились гуляющие монахини, и выпрыгнули им навстречу на скакунах. Жрицы в испуге отпрянули. Иланты, язвительно хохоча и гикая, подхватили девушку и, перебросив ее через седло одного из всадников, понеслись в холмы. Монахини сначала ошеломленно застыли, потом бросились назад во двор с пронзительными хриплыми криками. Хватаясь за рукава вожатого Баоджиана, они указывали в степь дрожащими пальцами: «Желтые твари украли каттскую деву!»

«Пусть развлекутся, — успокоительно отвечал Баоджиан. — Они ее вернут, когда вдоволь позабавятся».

«Вернут — в бесполезном состоянии! После всех наших странствий, после всего, что мы вынесли! Крах, провал, фиаско! Я — мать-настоятельница семинарии в Фазме! И вы ничем не поможете?»

Вожатый каравана сплюнул в грязь: «Я никому не помогаю. Мое дело — поддерживать порядок в караване да подводы водить. На остальное нет времени».

«Подлец! Разве они не твои подчиненные? Обуздай их!»

«Я командую караваном. Происходящее в степи меня не касается».

«Что же нам делать? Мы ограблены! Торжество очищения не состоится!»

Не помня себя, Рейт уже мчался по степи в седле скакуна. Его побудил к действию глубокий подсознательный стимул. Теперь, когда скакун покрывал степь громадными прыжками, он изумлялся рефлексам, заставившим его отшатнуться от вожатого и броситься в седло. «Что сделано, то сделано», — утешал он себя с каким-то горьким удовлетворением. По-видимому, плачевная судьба прекрасной рабыни была для него важнее собственных бед.