Джек Финней - Избранное: Меж двух времен. Рассказы

Афиша гласила: «Сегодня и всю неделю! Семь гала-представлений!» А ниже крупным шрифтом «ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ВАШ ДЯДЮШКА!»

— Ну, кто же ее не знает! — ответил я. — Шекспир, не так ли?

Мы проезжали Юнион-сквер и отель святого Франциска.

— Приберегите свои шуточки для ваших студентов. Прочтите лучше список действующих лиц.

Я прочел длинный перечень имен; в те давние времена на сцене бывало не меньше народу, чем в зрительном зале. В конце стояло: «В уличной толпе», а дальше — добрый десяток исполнителей, и среди них — Вильям Спэнглер Гризон.

— Этот спектакль шел в 1906 году, — сказал Айрин. — А вот другой — зимнего сезона 1901 года.

Он сунул мне вторую фотокопию, ткнув пальцем в самый конец списка действующих лиц. Я прочел: «Зрители на Больших скачках»; мельчайшим шрифтом шла целая куча имен, третьим из которых стояло: Вильям Спэнглер Гризон.

— У меня имеются фотокопии еще двух театральных афиш, — сказал Айрин, — одна от 1902 года, другая — от 1904, и всюду он среди исполнителей.

Трамвай остановился, мы вышли из вагона и направились дальше по Пауэлл-стрит. Возвращая фотокопию, я предположил:

— Это его дедушка. Может быть, свою страсть к сцене Гризон унаследовал от него?

— Не слишком ли много дедушек вы обнаружили сегодня, профессор? — Айрин вкладывал снимки обратно в конверт.

— А что обнаружили вы, инспектор?

— Сейчас я вам покажу, — ответил он, и мы продолжали путь молча.

Впереди виднелся залив, очень красивый в солнечном освещении, но Айрин даже не смотрел в ту сторону. Мы подошли к невысокому зданию с табличкой на дверях: «Студия 17: коммерческое телевидение». Мы вошли внутрь, миновали пустую контору, затем громадную комнату с бетонированным полом, на котором плотник мастерил переднюю стену маленького коттеджа. Пройдя помещение, — инспектор явно уже был здесь ранее, — он толкнул двойную дверь, и мы очутились в крохотном кинозале. Я увидел белый экран, дюжину кресел и проекционную будку. Голос из будки спросил:

— Инспектор?

— Да. Вы готовы?

— Сейчас, только вставлю пленку.

— Хорошо.

Айрин показал мне на кресло и уселся рядом. Тоном доверительной беседы он начал:

— В этом городе жил чудак и оригинал по имени Том Вилей — фанатик спорта, настоящий маньяк. Он посещал все боксерские схватки, все спортивные игры и соревнования, все автогонки и дерби, и все они вызывали у него одно лишь недовольство. Мы его знали, потому что он то и дело бросал свою жену. Она ненавидела спорт, придиралась к мужу, а нам приходилось ловить и возвращать его, когда она подавала жалобы на беглеца, не желающего содержать семью. К счастью, он никогда не удирал далеко. Но даже когда мы его ловили, все, что он говорил в свое оправдание, — это что спорт умирает, а публике на это наплевать и самим спортсменам тоже и что он мечтает вернуться в те славные и далекие времена, когда спорт был поистине велик. Улавливаете мою мысль?..

Я кивнул. Кинозал погрузился во тьму, и над нашими головами зажегся яркий луч света. На экране замелькали кадры старого кинофильма. Он был немым, и было странно следить за движущимися фигурами, слыша лишь жужжание проектора. На экране показался Янки-стадион — сначала его общий вид, затем я увидел человека с битой в руках. Камера приблизилась к нему, и я узнал знаменитого бейсболиста Бэйба Рута. Он изготовился, ударил битой по мячу и побежал, радостно смеясь. На экране возникла надпись: «Бэйб снова совершил это!» — и дальше говорилось, что это его пятьдесят первый успех в сезоне 1927 года.

Лента кончилась, на экране замелькали какие-то бессмысленные цифры и перфорация, а Айрин сказал:

— Голливудская киностудия устроила этот просмотр для меня, бесплатно. Они иногда снимают здесь свои телевизионные фильмы про полицейских и гангстеров, так что им выгодно сотрудничать с нами.

Неожиданно на экране появился Джек Демпси, он сидел на табуретке в углу ринга, над ним хлопотал секундант. Пленка была плохой: ринг находился на открытом воздухе, солнце мешало съемкам. И все же это был великий Демпси собственной персоной, во всей своей красе. Покружив по рингу, камера показала ряды зрителей в соломенных шляпах с плоским верхом, в жестких воротничках; одни засунули за шею носовые платки, другие вытирали пот с лица. Затем, в странной тишине, Демпси вскочил, низко пригибаясь, пошел к центру ринга и стал боксировать с противником. Внезапно лента оборвалась.

— Я потратил шесть часов на просмотр всех этих фильмов и отобрал три. Сейчас будет последний.

На экране возникла зеленая лужайка для игры в гольф; тут и там у кромки стояли зрители. Спортсмен, улыбаясь, примеривался клюшкой к мячу; на нем были короткие широкие штаны до колен, волосы разделены посередине пробором и зачесаны назад. Это был Бобби Джонс, один из сильнейших игроков в гольф во всем мире, в зените своей славы в 1920 году. Он ударил клюшкой по мячу, мяч завертелся и упал в лунку. Джонс поспешил за ним, а толпа зрителей кинулась на травяное поле за своим любимцем — все, кроме одного. Ухмыляясь, этот зритель пошел вперед, прямо на кинокамеру, остановился, помахал шляпой в знак приветствия и отвесил поясной поклон. Лента кончилась, в зале зажегся свет. Айрин повернулся ко мне лицом.

— Это был Вилей, — отчеканил он, — и бесполезно уверять меня, что это его дедушка. Вилей даже не родился, когда Бобби Джонс выиграл чемпионат по гольфу, а все же это был, абсолютно точно и бесспорно, Том Вилей — фанатик спорта, исчезнувший из Сан-Франциско полгода назад. — Айрин умолк в ожидании ответа, но я молчал; что я мог возразить? Полицейский продолжал: — Он же сидел на стадионе, когда Рут делал перебежку. И я подозреваю, хоть и не полностью уверен, что это он корчил гримасы вместе с другими зрителями возле ринга, когда Демпси вел бой.

Проекционная будка открылась, киномеханик вышел со словами: «На сегодня все, инспектор?», и Айрин ответил: «Да». Механик взглянул на меня, бросил: «Привет, профессор!» — и ушел.

Айрин кивнул:

— Да, профессор, он вас помнит. Он помнит вас. На прошлой неделе он крутил для меня эти ленты, и когда мы смотрели фильм про Бобби Джонса, механик заметил, что уже демонстрировал его кому-то несколькими днями раньше. Я спросил: кому же? И он ответил: профессору из университета по фамилии Вейган. Профессор, только мы с вами, два человека во всем мире, заинтересованы в этом маленьком обрывке кинофильма. Поэтому я занялся вами; я выяснил, что вы — профессор физики, блестящий ученый с незапятнанной репутацией, но это мне ни о чем не говорит. Вы не зарегистрированы в уголовной полиции, во всяком случае у нас; но это ничего не значит: большинство людей не зарегистрированы как уголовники, хотя по меньшей мере половина из них этого заслуживают. Тогда я обратился к газетам и обнаружил в архиве «Кроникл» подборку вырезок, посвященных вам. — Айрин поднялся. — Пойдемте отсюда.