Ринат Мусин - Любви все роботы покорны (сборник)

Они молча зашли в квартирку и принялись методично закрывать окна и засыпать каждую малейшую щелку песком. « Влюбленные должны усердно строить уединенный покой, чтобы случайно или преступно чужой глаз не мог потревожить их, – гласила Главная Книга. – Добейтесь глубокой темноты и очистите сердца друг для друга. И тогда природа возьмет свое» . Михаил в кромешной темноте почувствовал дурноту, хотя действие веселящего газа должно было пойти на убыль. Он ощущал Гретхен рядом с собой, но она бездействовала. Ждала, что инициативу проявит самец? Но ведь не Михаил же начал заигрывать. Можно признаться избраннице, что он – девственник и ничего не смыслит во всей этой процедуре. Из памяти выплыл образ Гретхен – Михаил вдруг решил проверить, помнит ли еще, как выглядит та, с которой вот-вот займется любовью. В образе избранницы чувствовалась некая элегантность (насколько это возможно у астрогуцулов), глаза казались больше обычного и больше обычного сверкали. Упругая гладкая кожа выдавала молодость и здоровье. Избранница нравилась Михаилу, и он был вынужден признать, что ее привлекательность выглядит таковой не только на фоне других астрогуцулов. Очевидно, что рядом с ним – неординарное существо, но ведь ощущение неординарности тоже гарантировалось Главной Книгой. «Выходит, я люблю эту Гретхен? Я уже не в силах сопротивляться убеждению, что она – прекрасна!» – подумал Михаил и дотронулся до избранницы. Эффекта от такого касания он даже не мог себе представить: внезапно вспыхнул яркий свет, и откуда-то изнутри начал напирать щекочущий, невесомый пузырь. «Надо перестать сопротивляться!» – мелькнуло в голове, после чего десятком наростов он погрузился в Гретхен.

Его поднял на ноги крик диспетчера в голове:

– Ну, вы, блин, там совсем спятили! Не нашли ничего умнее, как трахаться внизу, в обличье аборигенов? И как вы умудрились найти друг друга в трехмиллионном городе?

Михаил автоматически ощупал себя – человек. Значит, рядом тоже человек. Протянул руку и наткнулся на гладкую кожу плеча. Так и есть.

– Стелла! – позвал хрипло. – Это ты?

В ответ виноватое молчание.

– Стелла! Отзовись! Нужно выбираться отсюда, дура ты эдакая!

– Это не Стелла, это – я, Джереми…

В голове все мысли сдуло сквозняком, осталась только издевательская скороговорка диспетчера:

– Быстро, голубки, на базу! Будем разбираться, кто, кого и чем там оплодотворил. Руки в ноги – и на базу. Прислушались к зову природы, нечего сказать…

Это наконец случилось.

Случилось однажды и летом, в приятный погожий день.

Маленькую сиреневую зажигалку по имени Эмилия Крикет вынули из кармана и положили на скамейку. Скамейка стояла у проволочного ограждения теннисного корта, ее широкие доски были покрыты матовой голубовато-серой краской. Краска легла неровно, поверх старой облупившейся, и поверхность в некоторых местах напоминала лунный грунт.

Было солнечно, но тень падала на Эмилию.

Она посмотрела вверх.

На фоне синего безоблачного неба она увидела темный вороний профиль своего Хозяина. Хозяин сидел, ссутулившись и опершись локтями о колени, он наблюдал за игрой Хозяйки. Хозяйка была молода, чуть ли не вдвое моложе Хозяина; каждое движение доставляло ей радость, и чем сложнее было движение, тем больше радовалась Хозяйка. Она даже по-щенячьи повизгивала от избытка чувств.

А Хозяин был неспортивен. Он поздно ложился, поздно вставал, добавлял в еду устрашающее количество соли и перца и очень много курил – особенно когда работал.

Вообще-то он пользовался зажигалкой Зиппо – солидным увесистым Максимилианом Зиппо, а Эмилия досталась ему от Бывшей.

У Бывшей тоже был вороний профиль, только более изящный. Ее длинные черные волосы, разобранные посередине на пробор, напоминали крылья. Такие же долгие, привольно ниспадающие крылья были у Жар-птицы, тонко прорисованной на крышке лаковой шкатулки, в которой хранились запонки и булавки для галстука. Хозяин всегда так касался этих волос, что Эмилия сама начинала осязать их притягательную мягкость: сначала его пальцы бережно скользили по поверхности, затем постепенно принимались перебирать темные нити, зарываться в них, нырять вглубь, в сумерки, в темные воды, и там, под покровом темноты, пальцы блуждали в различных направлениях, но неизменно опускались все ниже и ниже. Лицо у Хозяина делалось в такие минуты растерянным, как у человека, который забыл, где находится.

Бывшая так же много курила, соль и перец сыпались у нее снегопадом, но Хозяйкой она так и не стала. В ночь расставания она бросила Эмилию на кухонном столе. Она ушла, а маленькая сиреневая зажигалка так и осталась лежать рядом с переполненной пепельницей и початой бутылкой терпкого португальского вина.

Хозяин почему-то не стал выбрасывать Эмилию. Он положил ее на ладонь, легонько подбросил несколько раз в задумчивости, а потом отнес в кабинет и положил в верхний ящик письменного стола. Там Эмилия и пребывала до сегодняшнего утра, пока не выяснилось, что в фирменной черной канистрочке закончился бензин, а возобновить запас Хозяин позабыл.

Оскорбленный Максимилиан Зиппо немедленно сказался больным.

Хозяин покрутил колесико, пощелкал крышкой, разыскал среди бумаг Эмилию и сунул ее в карман.

От четы Паркеров-Пенов, своих соседей по заточению, Эмилия знала, что вещи теряют душу, когда становятся ненужными. Она могла исчезнуть давным-давно, в ту зимнюю ночь, когда Бывшая оставила зажигалку на столе, но Хозяин определил ей место среди нужного, и Эмилия осталась. Тогда же Паркеры-Пены разъяснили Эмилии, что, пока она скучно и недвижимо обитает в фанерном мирке, ей ничто не угрожает. Ну, разве что сойти с ума от безделья. Но как только Эмилия понадобится Хозяину, жизнь начнет стремительно укорачиваться.

Пластику – пластиково, сказали Паркеры-Пены, чьи корпуса были созданы из ювелирной латуни, а перья из золотого сплава. Они не были жестоки, Эмилия им даже нравилась. Они даже простили ей этот вульгарный фиолетовый глянец. Просто Паркеры-Пены хотели, чтобы девочка была готова, когда пробьет роковой час. Потому что роковой час – чемпион, бьет всегда и всех.

Эмилия радовалась, что это случилось летом.

Зима ей тоже была симпатична, но она ее уже видела.

Хозяин протянул руку к Эмилии, зажег очередную сигарету и опустил зажигалку на прежнее место. Сизый дымок устремился вверх, под небеса, тая вместе со временем, отпущенным Эмилии. Сил у нее оставалось на пару сигарет.

Эмилия с любопытством огляделась по сторонам, и стороны ей понравились. В одну секунду она насладилась всем. Лето наполняли щелчки и посвисты пернатых, липы и клены шелестели молодой листвой, летали по воздуху ловкие теннисные ракетки, мелькали загорелые руки-ноги, взметались вверх короткие белые юбочки. На границе корта у проволочной сетки цвели мелкие, но яркие цветы, над цветами жужжали пчелы и порхали бабочки.