Татьяна Тарасова - Богиня судеб

Чтобы Трилле захотел вернуться назад, Дигон окликнул Клеменсину и велел ей найти дорожный мешок, который и во время схватки с разбойниками висел у него за спиной. Увы, из пяти бутылей вина, что старик затолкал туда по его распоряжению, уцелели только две; ещё три были разбиты на мелкие осколки, и девушке пришлось долго трясти мешок, высыпая их на земляной пол подвала.

Дигон пальцем раздвинул сухие, потрескавшиеся губы парня, и с превеликой осторожностью, стараясь не пролить ни капли, принялся заливать вино ему в рот.

Клеменсина не теряла времени. Пока аккериец лечил Трилле своим способом, она осмотрела подвал. Стены его были столь ветхи, что даже она, наверное, могла бы развалить их одним ударом. Однако девушка не спешила ликовать: голоса сторожей доносились снаружи, и, хотя им вторил звон бутылей, были они вполне бодры. Удастся ли спутникам выбраться из подвала? Удастся ли пройти мимо бандитов, по всей видимости, окруживших домишко старика? Конечно, Клеменсина свято верила в силу и удачу аккерийца, но нынешнее положение казалось ей почти безнадежным.

В тот момент, когда грустные мысли о будущем совсем одолели девушку, Трилле наконец подал первые признаки жизни. Мутным взором окинул он склоненное над ним лицо Дигона, и во взоре сем пока не было ни мысли, ни чувства. Впалая грудь его тяжело вздымалась, хриплое дыхание вырывалось из приоткрытого рта, и все-таки он был жив.

Криво улыбнувшись, Дигон встал сам и легко поднял парня.

- Идем, - негромко сказал он, делая шаг к стене, которую, кажется, за препятствие не считал.

Однако сразу вслед за тем взрыв хохота, раздавшийся снаружи, остановил аккерийца. Будь он один, он прорвался бы хоть сквозь три десятка бандитов, но - сейчас с ним была девушка и едва живой Трилле, который даже не мог стоять, а потому цеплялся обеими руками за куртку Дигона.

- Я отвлеку их, - вдруг сказала Клеменсина, сама удивляясь своим словам и с усмешкой пожимая плечами. - А вы пройдете - только вдоль гор, вкруг равнины...

- Нет, - сиплый голос Повелителя Змей звучал ещё с Ущелий, но зато сам он точно уже был здесь. - Уйдем вместе...

- Как? - девушка снова пожала плечами.

Не отвечая, Трилле сжал руку Дигона - ему показалось, что очень сильно, а на деле Волк едва ощутил сей знак. Он сразу понял, что хотел парень, а поняв, с сомнением качнул головой.

- Ты слаб, - буркнул он, увлекая бродяжку за собой, к стене, кою все-таки намеревался разворотить.

- Нет! - поистине то был голос человека живого, а не того полутрупа, что валялся без чувств всего несколько мгновений назад. Дигону даже почудилось, что из глубины подвала пронесся вздох Ущелий, упустивших душу Повелителя Змей из трясины своего сырого тумана. - Нет, я сделаю это.

Клеменсина переводила недоуменный взгляд с одного спутника на другого. Она никак не могла уразуметь суть их спора, тем не менее понимая, что вот сейчас - спустя миг или два - решится их судьба.

Трилле отпустил руку аккерийца и жестом предложил ему и девушке сесть на пол. Затем он повторил уже знакомое Дигону действо, а именно: носком сандалии очертил круг, стараясь, чтоб линия не прерывалась и на палец...

Аккериец сунул лицо в колени, не желая видеть снова тех тварей, каждая из коих представлялась ему выродком Сета - злобного горгийского божества. Клеменсина же, догадавшись, что надо ждать чего-то странного и интересного, приготовилась внимать и взирать, ибо любопытство женщины неистребимо, даже в моменты опасности...

И все же, когда со всех сторон раздалось премерзкое шипение, происхождение коего было весьма однозначно, девушку передернуло и, не в силах совладать с собой, она также сунула лицо в колени, а плечом прижалась к ноге аккерийца.

Не прошло и мига, как снаружи послышались дикие вопли. Паника, охватившая бандитов, наполнила воздух; ужас ощущался повсюду - он затекал и в подвал, холодными колючими мурашками покрывая тело Клеменсины. Толстокожий аккериец вместо ужаса испытывал удовлетворение. Он легко воображал смятение и смерть, царившие сейчас в доме и возле него. По звукам, доносившимся оттуда, он восстанавливал всю картину происходящего: вот один ужаленный, визжа, покатился по земле; вот предсмертный хрип другого смешался с торжествующим шипеньем обвившей его горло змеи; вот третий вскочил на коня и тут же и он сам и его конь рухнули наземь, в жутких конвульсиях встречая смерть... Вой, крики, стоны разрывали ночную тишину, и скорбная музыка эта радовала жестокое сердце аккерийца так, как может радовать воина единственно победа над врагом.

Впрочем - и тут Дигон нахмурился - то была вовсе не его победа. Опять волшба! В прошлом не раз приходилось ему полагаться на силы иных, никем до конца не изведанных миров, но чистая его, земная, природная натура так и не приняла спокойно магии - белой, черной, красной или зеленой, все равно. Он ценил только то, что творилось при помощи собственного ума, силы, ловкости и изворотливости, а потому все прочее (начиная от засушенных лягушачьих лапок и кончая тем же Лалом Богини Судеб) в душе презирал, инстинктивно сторонясь и опасаясь.

Лишь только обрывки подобных мыслей промелькнули в голове аккерийца, он вскочил, не обращая ровно никакого внимания на вспыхнувшую тотчас боль, выхватил меч и всей массою своей вломился в стену, без труда выбив из неё порядочный кусок и вместе с ним вылетев на волю.

Картина, представшая здесь глазам его, в точности соответствовала той, воображенной по звукам. Тела бандитов, распухшие как у утопленников, с синими физиономиями и выпученными застывшими глазами, усеяли небольшое пространство возле дома. Меж ними и на них вились, тянулись и качали премерзкими плоскими головами змеи. Дигон, лишь в течение мига взглянувший на них, готов был потом поклясться, что в маленьких злобных глазках гадов светилось настоящее торжество. Сколько их обреталось тут - двадцать, тридцать, сто - разобрать он не мог, да и не хотел трудиться. Сплюнув в сторону побоища, он развернулся и подался к дому, где битва со змеями была в полном разгаре.

Посреди комнаты, широко расставив ноги, стоял главарь. Меч его летал в воздухе столь стремительно, что клинок казался всего-то серебряной паучьей нитью, кою теребил ворвавшийся в дом ветер. Десятки в куски разрубленных тварей лежали вокруг него, но все новые и новые, невесть откуда прибывавшие, шипя, упорно ползли к нему, уже обвивали его сапоги и тянули тонкие раздвоенные язычки к телу.

Двое бандитов, обезумевших от ужаса, крутились тут же. В отличие от железно спокойного своего предводителя они повизгивали и ахали, суматошно размахивая ятаганами и прыгая с ноги на ногу, дабы не наступить на вьющихся по полу гадов.

Хозяин постоялого двора находился в наиболее плачевном состоянии: его подвесили за ноги к потолку, и теперь он отчаянно дергался и вопил, призывая бандитов немедленно освободить его.