Евгений Филенко - Гнездо Феникса

– Ты прозорлив, как никогда… Любопытно, кто из них останется?

– Разумеется, Биссонет, – сказал Татор убежденно. – Он же не специалист по моделированию!

– Вот и смерть моя пришла, – усмехнулся Кратов.

Переговоры с базой, а точнее – с самим Дедекамом, заняли не более десяти минут, из которых половина была потрачена шеф-пилотом на сосредоточенное молчание и шевеление пальцами в воздухе. После чего Дедекам предложил, а Татор одобрил следующий план: корабль миссии доставит Вилгу по меньшей мере на орбиту естественного спутника Уэркаф, куда одновременно устремится гигантскими экзометральными скачками резервный мини-трамп с базы. Там они встретятся, Вилга перейдет на мини-трамп и уже на нем отправится на матушку-Землю, а Татор сей же час вернется на Уэркаф. «Не придать ли тебе еще одного драйвера? – с деликатной осторожностью осведомился Дедекам. – И пару ксенологов в довесок? А то у меня здесь их развелось, как белых мышей». – «Нет, благодарю, – ответил Татор. – У нас хватает прекрасных драйверов. А по поводу ксенологов решать будет Дилайт, когда вернется». – «Вам виднее», – проворчал Дедекам, и план вступил в силу.

Тихонько напевая, Кратов выкатил из ангара чистенькую белую луковицу эмбриона. Он содрал прозрачную упаковку и в нескольких местах уколол активатором нежные лепестки. Эмбрион ожил, заиграл радугой, набух, выбросил ростки и прямо на глазах обернулся в «иглу» – просторную, в меру удобную и неплохо защищенную станцию слежения, с окошками, бытовыми удобствами, небольшим тамбуром и ярко-красной эмблемой Корпуса Астронавтов на крутом боку.

Надутый, пятнистый от злости Биссонет, даже не простившись с коллегой, ушел в «иглу» и там затих. Татор же раздобыл где-то огромные песочные часы, перевернул их и вручил Кратову.

– Когда упадет последняя песчинка, – торжественно произнес он, – выгляни в окно и увидишь меня стоящим возле моего корабля.

– Вот уж не думал, что ты охотник до театральных эффектов! – поразился Кратов, но часы принял.

Татор, в смущении потемнев смуглым ликом, крепко сжал его руку и почти бегом скрылся в тамбуре. Перепонка люка схлопнулась, поверх нее легла броневая плита… Кратов отошел к «иглу».

Земля дрогнула, словно освобождаясь от непосильного гнета, ландшафт заструился, затрепетал. Корабль медленно всплывал над планетой. Теперь он походил уже не на рыбу, а на кашалота, возвращающегося с удачной охоты из океанских глубин.

Вместо того, чтобы залезть в «иглу», Кратов побрел на посадочную площадку, где придушенная бурая трава еще хранила очертания корпуса корабля. Ощутив на себе привычный тусклый свет «пепельного дня», она понемногу – сначала неуверенно, а потом все скорее – распрямлялась, будто спешила позабыть о так досаждавшей все это время темной громаде. Вокруг разносился смутный шорох от трущихся друг о друга жестких стеблей и листьев…

На душе у Кратова было тревожно. Не так часто в жизни он оставался на планете без корабля. Его вдруг покинуло ощущение спасительного борта, клочка родного, привычного мира, в котором можно укрыться от опасностей – хотя на деле ох как не всегда такая защита по-настоящему защищала! Звездоход без корабля все равно что голый среди льдов… «Тоже мне, сравнил, – подумал Кратов. – Ну что сделается звездоходу на морозе, даже если он нагишом? Напряг воображение, сочинил себе знойный южный берег, и вот уже пар от тебя валит, и от босых пяток проталины. Здесь что-то иное. Нагота души…»

Он на минуту отрешился от собственных переживаний и представил, каково сейчас Биссонету. Это вынудило его повернуть с полпути и поспешить в «иглу».

Ксенолог, нахохленный, как петух на насесте, сидел в углу и смотрел застывшим взглядом на панель приемника. Казалось, он и не видел ничего, погруженный в свои обиды. Впрочем, лицо его, слегка осунувшееся и благодаря демонической бородке заострившееся, выглядело успокоенным. Он покосился на вошедшего, но ничего не сказал. Кратов тоже проглотил заготовленный было вопрос по поводу того, не было ли вестей от Дилайта, и молча угнездился в противоположном углу.

– Нельзя ли сопеть потише? – нервно осведомился Биссонет.

Кратов стиснул зубы.

– Можно, – сказал он.

– И перестаньте шуршать. Совершенно нельзя сосредоточиться…

– Это не я, – проговорил Кратов.

Пошарив на груди, он извлек и поставил перед собой песочные часы. Горка в нижнем полушарии почти не прибыла. Биссонет брезгливо следил за его движениями.

– При чем здесь часы? – спросил он. – Их я не слышу. Это вы возитесь и шуршите своим рубищем. Будто вас кусают… насекомые.

– Потерпите, – сказал Кратов. – Только три часа, даже меньше. Потом будете похваляться перед знакомыми, что провели полсуток в клетке с ужасным, кровожадным убийцей-плоддером и вышли победителем. В нравственном, разумеется, смысле.

– Ваш юмор оставьте при себе. Меня он не очаровывает.

– Ваше презрение меня тоже не обжигает…

– А как же пирофобия? – сощурился Биссонет. – Или это тоже одна из ваших фантазий, вроде дольмена или сигнал-пульсатора?

Кратов прикрыл глаза. «Как же он боится меня! При этом он помнит, что я звездоход, а значит – чувствую его страх, знаю об этой его слабине. И он злостью изгоняет из себя этот страх. Аксютин тоже боялся, но воевал с самим собой совсем иначе… Ну что я им всем сделал?»

– Что я вам сделал? – спросил он вслух.

Несколько мгновений Биссонет молча и с некоторым удивлением разглядывал его.

– Выкиньте эту игрушку, – вдруг произнес он. – Для меня рядом с вами все едино – что три часа, что три года.

Кратов пожал плечами, взял часы и вылез в тесный, едва вмещавший его тамбур. Задернул перегородку за собой, раздернул перед собой… И замер.

«Слышу, – подумал он. – Совсем рядом. Рукой подать».

В горле пересохло. Забытые часы выскользнули из разжавшихся пальцев в траву.

– Биссонет, – позвал он шепотом.

…И был пир, и стол ломился от яств, которые были приготовлены руками хозяйки дома из всего, что еще утром росло в огороде, било крыльями или блеяло во дворе. И подняты были из погреба кувшины с лучшим вином. И безутешен был хозяин, требуя, чтобы все было съедено и выпито без остатка еще до захода солнца.

Хозяин, ублаженный происходящим сверх всякой меры, сидел в позе Зевса Олимпийского во главе стола. Хозяйка, субнавигатор Звездного Патруля в отставке Джемма Ким, в длинном домотканом платье с причудливым узором, пристроилась с краю, время от времени отлучаясь затем, чтобы обновить стол. Она ничуть не изменилась за эти двенадцать лет, разве что стала немногословной и приобрела едва заметную улыбку материнского снисхождения, с которой глядела как на детей, так и на взрослых, отнюдь не исключая мужа.