Брайан Олдисс - Больше чем смерть: Сад времени. Неадертальская планета. На белой полосе

— Я ничего не понимаю из того, о чем вы мне рассказываете.

— Ваш разум оказывает сопротивление, что вполне естественно. Постичь многомерность вселенной обычным человеческим разумом невозможно. Представьте себе, что вы живете в двух измерениях. Как будет воспринят вами пузырь, пересекающий плоскость? Точка… маленькая окружность — окружность побольше — большая окружность… точка… Наглядный пример, не правда ли? Мозг двухмерного существа свел бы трехмерный объект к системе последовательных плоскостных отображений.

— Это мне понятно, но дело не только в разуме, а в трехмерности наших тел. До меня не доходит, как такой пузырь, как я, сможет стать многомерным.

— Эта проблема давно решена теми мозгами, которые смогли это понять. От вас этого никто и не требует. Я вам сделаю инъекцию сейчас, мистер Мичер, которая даст нужный эффект. Ваш мозг перестанет сопротивляться.

Это было похоже на настоящее безумие. Вероятно, он просто-напросто гипнотизировал меня.

— Это ничего, что вы плохо подготовлены к переходу. Все пройдет как по маслу. Не бойтесь. Ощущения будут скорее приятные, чем наоборот.

Он протянул ко мне руку, сделав вид, что хочет похлопать меня по плечу, и неожиданно вогнал иглу шприца, спрятанного у него в руке, в мое левое предплечье. Жгучая боль заставила меня вскрикнуть. Я нацелил кулак ему в скулу. Он отшатнулся, а меня вдруг качнуло.

— Присядьте на кровать, мистер Мичер. Я вколол вам очень сильный наркотик. Ваши ноги не будут вас слушаться.

Мне нужно было на чем-то сконцентрировать свое расплывающееся внимание, и я остановил туманящийся взгляд на лице Растела, уравновешенном во всех пропорциях и неподвижном. А колесо уже вращалось, все ускоряясь.

Я почувствовал, что раздваиваюсь. Какая-то часть моего «я» сопротивлялась насильственным действиям. Другая часть, включившая в работу все мои мышцы, нервы, всю бурлящую кровь до последней клетки и атома, устремилась в космос. И откуда-то издалека доносился до меня голос Растела.

— Да-да, это очень сильный наркотик, мистер Мичер, — продолжал говорить он издевательским тоном. — Вам, наверное, небезынтересно было бы узнать, что одной из составных производных этого средства, изобретенного еще в прошлом веке, является никотин. Тот самый сигаретный убийца. Ваше поколение не знает, что такое — вкус табака. Но вам, наверное, попадались на глаза рекламные картинки прошлого века. Какой романтический ореол окружал курильщика. В сущности говоря, никотин вам нужен для того же самого, для чего он был нужен вашим прадедушкам. Они с его помощью расслаблялись, и ваш мозг тоже сейчас в этом нуждается. Сознанию неподготовленного человека трудно переключаться при переходе в другой мир. Не напрягайте без нужды свои мозги. Расслабьтесь.

— Вы меня жутко интригуете, — пробормотал я, сам не понимая смысла своих слов.

— Вам не понадобился бы наркотик, если бы вы занимались йогой. Вы бы сами смогли переключить свое сознание. Все будет хорошо. Не беспокойтесь ни о чем.

Я и не беспокоился. Время куда-то ушло — его больше не существовало. Я выпал из времени, в котором жил до сих пор. Остался один во всей вселенной, наедине с собой, но не было ни страха, ни тоски. Одиночество было спасением.

Я не испытал страха и тогда, когда увидел, что у меня нет больше ноги — она распалась. Потом исчезла вторая нога. Я постепенно растворялся в тумане, окружавшем меня. На меня вдруг уставилась желтоватым зрачком медная пуговица, отлетевшая от моего пиджака. Она пристально разглядывала меня, словно не понимая, что происходит с бывшим хозяином. Я вспомнил строчки из стихотворения Римбауда: «… светящиеся в темноте пуговицы твоего пальто смотрят на нас из глубины спальни, словно глаза обиженной собаки…» Потом пуговица пропала, куда-то подевался Римбауд, и наконец не стало меня.

Я провалился в пропасть. Но вот в том безвременье, в котором я находился, наступил момент, когда в моих медленно пробуждающихся мозгах что-то забрезжило. Вернулись чувства, я постепенно оживал, хотя был все еще очень слаб.

Кончилось действие наркотика. Голова была совершенно ясной, я снова мог отдавать себе отчет во всех действиях. Так бывает, когда кончается любовь. Ты весь выплеснулся — в никуда, в пустоту, и остается только одно — ждать, когда жизнь вернется к тебе.

Я обнаружил, что нахожусь в комнате, очень похожей на ту, куда затащил меня Растел. Тот же вид из окна, на котором не было занавесок, вроде бы убеждал, что комната та же самая, хотя вместе с занавесками исчезли обои, электрический генератор, ширма, кровать, светильники… Не было в комнате и Растела, но вместо него я увидел какого-то урода, одетого в грязную робу.

Стоя у дверей, он удивленно рассматривал меня.

Впрочем, Растел вскоре появился — одновременно материализовались он сам и его «черный ящик».

— Как себя чувствуете? — спросил он. — Неважно? Ничего, скоро будете как огурчик. В первый раз — это всегда тяжело. Нам пора идти. Можете встать на ноги? Мне удалось поймать кеб — он ждет нас на улице.

— Где мы находимся, Растел? Это Эдинбург? Но почему так изменилась обстановка? Если вы морочите мне голову…

Он нетерпеливо щелкнул пальцами, но ответил спокойно:

— Мы с вами оставили один Эдинбург и переместились в другой. В многомерной вселенной у них разные временные координаты. Они очень похожи один на другой, в чем вы убедитесь сами. Идемте.

— Я по-прежнему не понимаю ни слова из ваших объяснений. Я могу встретиться со своим братом и его женой?

— Почему бы и нет? Возможно, вы встретите здесь и себя — здесь, а также в каких-то еще параллельных временных структурах. Это свойство материи — она копирует себя, иногда с точностью до атома, а порой трансформируясь в какие-то совершенно несхожие образцы.

Он говорил все это безразличным голосом, словно повторял урок, заученный в детстве, — всем давно известный и никому не интересный. Вынув из кармана ключ, Растел подошел к парню, терпеливо дожидавшемуся его у двери. Свободно передвигаться тот не мог. Два металлических браслета — на руке и на ноге — соединялись короткой цепочкой. Растел вставил ключ в замок — цепочка упала на пол. Узник или раб — мне было пока не ясно, кто он был такой, — подобрал с пола конец цепи и, потирая рукой лодыжку и прихрамывая, прошелся по комнате. Он не спускал с нас глаз, особенно с меня.

— Кто этот человек? Для чего нужны кандалы? — спросил я.

— Он обязательно улизнул бы, если бы я не ограничил свободу его перемещений. Удрал бы, не дождавшись моего возвращения. Кандалы — единственное средство. — Он достал бутылку из-под полы своего сюртука. — В этой структуре, Мичер, вам это, наверное, приятно будет узнать, существует виски. Глотните — вам это несомненно пойдет на пользу. Лучше будет работать голова.