Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря (сборник)

– Рубик! Рубик!

– Ну, чего еще там?

– Ты посмотри, ты посмотри, что у них!

Слабоумный чуть не приплясывал. Постанывая от радости, бросил в траву коробку с пазлом. Знал, наверное, что удар не повредит игрушку. Даже депрессивный принц улыбнулся и почесал горбатый нос.

– Твое?

– Конечно.

– Откуда?

– От деда Филиппа.

– Это который алкашом был?

– Ну да, – блеснул глазами Врач.

– Да как же он не пропил такую диковинку?

– Он пробовал. – Глаза Врача нагло посверкивали. – Не раз пробовал. Только эта штука как неразменный пятак. Продаст дед игрушку, а ее обратно несут. За литр самогону отдаст, а смотришь, через день счастливчик тащит игрушку обратно, да еще в придачу несет бутылку. Игрушку эту дед Филипп привез с японской войны. Еще с той, с первой, девятьсот пятого года. Сам прожил девяносто пять лет, не собачий хвост, да? – посмотрел Врач на Рубика. – Может, и пил всю жизнь потому, что ту морскую войну профукали. Ох, аукнется, говорил, Цусима. Аукнется она нам. И ведь правда. Сперва флот затонул, потом деревню затопили.

– Какую деревню?

– Антоновку. Я там жил.

– Японцы утопили? – не поверил Рубик.

– Да нет. Деревню наши утопили. Без японцев. Поставили плотину, вот и залило весь район водой. Деда Филиппа пришлось из Антоновки вывозить силком. Игрушку так и таскал при себе, нашел ее под Мукденом в китайской фанзе. Всю войну таскал в вещмешке. И потом всю жизнь не оставлял.

Я не отрывал зачарованного взгляда от Врача.

Роальд называет меня вралем, но куда мне до Лёни!

– Настоящие чудеса начинались, когда дед вечером игрушку выносил на завалинку. Возьмет тяжелый молоток или топор, сейчас, говорит, вмажу по этой игрушке! «Ты чё? Ты чё? – пугались соседи. – Выплеснется». Устраивали спор. Пока денежки шли по кругу, дед на это желе в коробке ставил кружку с самогоном. От игрушки всегда холодком несло. А если руку приложить, бьет током.

– Заткнись!

Глаза Рубика подернулись злым пеплом.

– Заткнись и завали стаканчик. И корешу своему предложи.

Что-то явно не связывалось в голове Рубика. Слишком много случайностей. По глазам было видно, что многое у Рубика не связывается. Вот два каких-то придурка просто так поехали порыбачить, а при них вдруг искомый пазл. Зато удочек нет. Рубик явно знал о существовании пазла, но вряд ли был тем самым Нику. Тот румын вроде был седой, усатый, утверждала Осьмёркина.

Рубик хмуро уставился на меня: «Бери, бери кружку».

И нехорошо добавил: «Поддержишь дружка, Шурка Воткин?»

Ну прямо Бюро глупых вопросов. Даже Врач не знал, под какой кликухой я ходил на встречу с Хорем и Калинычем, а откуда мог знать этот Рубик?

– Мулт!

Ботаник блаженно поднял голову.

– Мулт, ты раньше видел этого Шурку?

Ботаник кивнул. Вряд ли он узнал меня. Но блаженно кивнул.

– Вот и объяснились, – моргнул Рубик. И приказал: – Плесните гостям!

Слабоумный водки не пожалел. Налил по самый краешек легкой алюминиевой кружки. « За глаза красотки девы». От наглости Врача зеленоватые глаза Рубика снова затянуло пеплом. Он сильно потер плоскую переносицу. Слабоумный, почувствовав его настроение, кривляясь, все заходил и заходил сбоку, пытался грязным пальцем зацепить мое ухо.

– Поднимай!

– Да ну ее! – сказал Врач.

– Поднимай! Хоть и теплая, а выпей.

– Да я и холодную не пью, – признался Врач.

– А ты выпей… не так страшно будет… – загадочно намекнул Рубик.

И спросил у татарина: «Как там в погребе у старика?»

– Как весной под Магаданом.

– И замок надежный?

– На все сто.

Вопрос был решен.

Депрессивный принц расслабился.

Рубик и слабоумный тоже расслабились.

Рубик полез за огоньком в костер, но, оказывается, у наглого Врача имелись свои соображения. Во-первых (это потом выяснилось), он не хотел в холодный погреб, во-вторых, его совершенно не устраивала весна под Магаданом, ну а в-третьих, его просто взбесило мое неожиданное превращение в какого-то Шурку Воткина. Вон Ботаник сидит с бандюгами, этого, что ли, мало? Ну и родственнички. Прямым ударом в нос Врач опрокинул слабоумного в костерчик. Взметнулись алые искры, слабоумный страстно заголосил. Депрессивный принц попытался вскочить, но попал прямо под головню, которую я выхватил из костра. Морда у принца сразу закоптилась. Бросив головню, я ловко врубил Рубику по ушам. С двух рук, как учил Роальд. В спортзале у меня плохо получалось, но тут на все сто. Рубик охнул и сел в траву. А вот с татарином так сразу не получилось. Хитрый татарин попался. Я целил ему по зубам, а все время попадал по костистому лбу. Врач это заметил и деревянным половником выплеснул на бритую голову татарина целый литр кипящей похлебки. «Аха!» – завопил татарин и прыгнул в колючий куст шиповника. Врач был в полном восторге:

– Выходи, выходи, падла!

– Да и то. Ты выйди, Фарит!

Голос прозвучал ласково.

Мы обернулись. Все сразу обернулись.

Седой усатый человек откинул помятую дверцу «тойёты».

Наверное, он там спал, не знаю. По крайней мере, никто его не беспокоил.

Глаза голубые, карабин «Барс» в руках. Джинсы. На голом теле джинсовая жилетка. «Мултумесц!» – ласково улыбнулся он Ботанику, и всем сразу стало ясно, кто тут из Трансильвании. Правда, не к месту затрещал в моем кармане мобильник. Я хотел выключить телефон, но румын ласково разрешил:

– Да ладно, чего ты? Давай ответь. Ждут ведь люди.

Косясь на него, я прижал мобильник к уху. Какая, к черту, Белокуриха? Я не сразу допер. Потом обрадовался, что Лина далеко, что ее нет с нами. Золотые кудри, васильковые глаза, ротик с припухлыми от страсти губками… она бы понравилась румыну…

«Откуда звонишь?»

«Из дому. А ты?»

«А я из мира животных».

«Кручинин! Ну, зачем ты так?»

Золотые кудри, васильковые глаза… Ничего общего с куртизанкой-партизанкой… « Ва рог… » Я не хотел, чтобы румын тоже начал бы говорить с Линой, поэтому метнул мобильник в костер. Моя вещь, что хочу, то и делаю. Румын наклонил голову, и две глубоких морщины пересекли левую, хорошо выбритую щеку.

– Говоришь, утопили твою деревню?

На меня он не смотрел. Спрашивал Врача.

– Ну, зачем вы тут начали махаться? Тоже мне… Выпили бы, подружились… Бунэ сеара, тата! – кивнул он Ботанику, поднявшему голову. И опять покивал Врачу. – Даже не знаю, как буду оттаскивать от вас Рубика, он ведь сейчас очнется. – И приказал: – Фарит, налей им по полной!

Под прицелом карабина не спорят.

Я жадно выпил всю кружку. Врач пил медленнее, но тоже споро.

Утирая кровь с разбитого лица, невнятно что-то урча, поднимался с земли Рубик. Депрессивный принц, странно хихикая, обмывал в ведре с водой закопченную, как у лося, морду. Слабоумный, повизгивая, все кружился и кружился вокруг меня, но ударить боялся. «В погреб их!»