Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря (сборник)

Но быстро не получилось. На повороте с Морского прямо на меня вынесло незнакомый синий жигуль.

– Ты, блин, с ума спрыгнула!

Из жигуленка глянула на меня натуральная блондинка.

Сперва чуть меня не задавила, а теперь, уткнув побледневшее лицо в ладони, глупо молчала. Потом спросила негромко:

– Поможете мне?

– Вызвать гаишников?

– Нет, не надо гаишников, – она наконец улыбнулась. – Просто подняться на девятый этаж.

– Это в каком же смысле? Вы здесь рядом живете? К себе приглашаете?

Она улыбнулась нежно, голубые глаза испуганно расцвели.

– Я бы и сама поднялась, да ноги не несут, так испугалась.

– Вы про этот дом? – кивнул я в сторону элитного дома, торчавшего за деревьями. – Там лифт не работает? Ну и что? Ну, поднимусь я на девятый этаж…

– …и позвоните в шестьдесят вторую квартиру…

– …а там звонок не работает…

– …тогда постучите…

– …может, вместе поднимемся?

– …нам вместе нельзя, – покачала головой блондинка. – Я в машине вас подожду.

Для пущей убедительности она даже постучала ладошкой по оплетенному белым шнуром рулю:

– …вам откроет красивый мужчина…

– …наверное, ваш брат…

– …но не родной…

– …понимаю…

– …и скажет…

– …извините сердечно…

– …да нет, – рассердилась блондинка, – что вы меня путаете?

И выпалила:

– Она здесь.

– Что значит здесь?

– Ну, это вы так скажете!

– Она здесь ? – глупо повторил я.

– Ну да. Легко запомнить. Всего-то два слова.

– А если этот тип тяпнет меня бутылкой?

– Ну что вы, – укоризненно протянула блондинка.

Пальцы длинные, прохладные. Она протянула мне руку. Мне нравятся такие тонкие прохладные пальцы. Пока хожу на девятый этаж, решил, она терпеливо будет ждать в машине. Губы у нее, наверное, тоже прохладные.

У меня разыгралось воображение.

Элитный дом. Некий человек на девятом этаже.

Ну, брат не брат, а сволочь, конечно, несусветная. Примат-доцент.

Раньше жил в Прибалтике, наверное, а стильная блондинка у него училась. Понятно, всему плохому, но хорошо. Приватные консультации, беседы о тайнах эзотерики и любви, чем еще уломать такую голубоглазую? «Где здесь роддом?» – «А вы что, хотите заняться сексом?» Примат-доцент, наверное, любил такие анекдоты. Но когда бедняжка действительно решила родить, он здорово струсил. Так струсил, что пустился в бега – в сторону Сибири. Но стильная блондинка простить его не захотела. Оставила ребенка близкой подруге, у знакомого мента выкрала ствол. «Сейчас на рынках много неучтенного оружия». В стильной сумочке, валяющейся на сиденье синего жигуленка, у блондинки наверняка лежит браунинг. Поднимусь на девятый этаж, позвоню в элитную квартиру, скажу: она здесь! – и примат-доцент все поймет. Охнет и смертельно опадет с лица. Обреченно расставляя ноги, начнет спускаться по лестнице. И потянется за ним смрадный след от его собственных нечистот…

На девятом этаже я нажал звонок.

За дверью кто-то ходил. Ругался или декламировал.

Я прислушался. « За высоким за пригорком, где кочуют волки… »

Голос уверенный, быстрый. « За высоким за пригорком, где встает светило… » Пауза. « Красна девица с ведёрком по воду ходила… » Пауза. « За высоким за пригорком, где пасутся волки, про девиц на водопое ходят разнотолки… »

Я снова позвонил, и в нешироком проеме появились прищуренные глаза.

« За высоким за пригорком… » Волна перегара… Коньяк неплохой, но закусывает неправильно… « Где пасутся волки… » Длинные волосы на затылке схвачены зеленой резинкой. Это же Леонид Осьмёркин – поэт, понял я, муж куртизанки-партизанки. Вот так встреча! И блондинку в машине вспомнил: это она, она была на той фотографии, которую показывала Роальду Осьмёркина!

– Она здесь ! – трагическим голосом произнес я.

Думал, нервный поэт подпрыгнет от ужаса, завопит, но вот странно, он не проявил никакого интереса. «Она?» И снова забормотал: « Про девиц и днем и ночью ходят разнотолки… »

– Она здесь ! – еще страшнее повторил я.

Дверь передо мной захлопнулась, и, чувствуя себя одураченным, я бросился вниз по лестнице. Пальцы у блондинки такие длинные, прохладные… За обман греть эти длинные пальцы в ладонях, касаться горячими губами… Никакого синего жигуленка на Морском, конечно, не оказалось. Со стильными блондинками всегда так. Трогаешь – они дергаются, не трогаешь – дергаются еще больше…

В салоне теплохода мы заняли столик прямо у окна.

Теплоход покачивало. В дымке таял призрачный берег.

За столиком перед входом две пожилые бабы раскладывали закуску, резали огурцы, до нас доносились вкусные колбасные запахи, осторожно звякали стаканы. Бородатый мужик курил в ладошку. Больше никого в салоне не было, пассажиры предпочитали палубу, и Врач смело выставил пазл на столик.

– Зачем ты его потащил с собой?

Солнечные лучи ярко освещали столик, разбрызгивались по крашеным стенам и потолку. Теплоход вспахивал плоскую воду, от работы машин мелко подрагивали переборки. Я вдруг подумал… Да нет, не то чтобы подумал… Просто пришло в голову… Вот ритмические ровные колебания… Вот зайчики на стенах, на потолке… Солнечные лучи падают и на пазл, но странное желе почему-то не отражает света… Врач всегда занимается тем, чем другие заниматься не станут. Никаких этих счастливых солнечных лишаев на стенах… Может, стоило взять с собой Инессу? У Врача пазл, у меня – Инесса с кислотными гольфиками. Все равно ведь Архиповна не звонит. Как кукушка подкинула родителей. Выправлю старикам заграничные паспорта и отправлю их к сумчатым. Пусть ищут дочку в Австралии. Ботаник работал в органах, ему не обязательно знать языки, чекистов все понимают без слов. Они спрашивают, им отвечают парни всей страны: хоть малайцы, хоть калмыки, хоть англичане. Бред Каллерман будет поражен, увидев Ботаника…

Все же странно видеть поверхность, не отражающую солнечных лучей.

А еще странно рассматривать конверт с надписью: « Шурке Воткину ». Этим мы занимались вчера у Роальда. В конверте лежала фотка. Цветная. «По крайней мере, теперь мы знаем, кого хотят убрать». – «Ну, исполнителя мы тоже знаем, – цинично заметил Врач и посмотрел на меня. – Хочешь об этом поговорить?» – «Нет, не хочу. Хорь и Калиныч подсунул мне фотку. При чем тут я?» – «Но ты согласился взять деньги, – не отставал Врач. – Соучастие в преступлении. – Он, конечно, смеялся. – Хочешь об этом поговорить?» – «Нет, не хочу». – «Ну вот. А просишься на штатное место».

Впрочем, смеялись мы через силу. В конверте, переданном мне Хорем и Калинычем, лежала фотография куртизанки-партизанки. Наверное, она много чего недоговаривала в разговоре с Роальдом, если вдруг решила вернуть пазл румыну. «Я ведь мещанка по папиной родне». Ну, может быть… Но с каких это пор мещанок по папиной родне заказывают киллерам?