Андрей Столяров - Мы, народ… (сборник)

Это абсолютный тупик. Если будет еще один неудачный штурм, правительству ФРГ – конец. Ему не простят, что ради задержания считаного числа террористов оно пожертвовало жизнями почти сотни невинных людей. С другой стороны, если в обмен на заложников освободить арестованных членов РАФ, это будет выглядеть как позорная капитуляция. Это будет признанием собственного бессилия: гражданскую войну, которую уже считали оконченной, придется начать с нуля. Более того, поднимется новая мощная террористическая волна – в «Красную Армию» хлынут сотни бойцов, вдохновленных этой победой.

В правящих кругах ФРГ начинают осознавать, что пока лидеры РАФ живы, покоя в стране не будет. Узники Штаммхайма стали легендой, ярким символом революции, притягивающим к себе тысячи глаз. Само существование их, пусть даже в темных недрах тюрьмы, является непрерывной угрозой для государства. И потому не вызывает особого удивления документ, опубликованный именно в эти напряженные дни. Врачебная комиссия, обследовавшая заключенных тюрьмы Штаммхайм, пришла к выводу, что Ян-Карл Распе находится в состоянии сильнейшей депрессии, не исключающей суицид. В таком же состоянии, как полагают врачи, находятся и остальные пленники РАФ. Это заключение вызывает резкий протест у штаммхаймской группы. Андреас Баадер немедленно печатает опровержение: «Если суммировать все те меры, которые были приняты по отношению к нам за последние шесть недель, то можно сделать единственный вывод: администрация тюрьмы хочет спровоцировать нас на совершение самоубийства. Или хотя бы сделать наше самоубийство правдоподобным. Я заявляю, что ни у кого из нас нет никакого желания убить себя. Если же, говоря официальным языком, мы будем «найдены мертвыми», значит, мы были убиты в лучших традициях юридических и политических мер, которые применялись к нам все это время».

Весомость данного заявления станет ясной уже через несколько дней. А пока Кризисный комитет, раздираемый противоречиями, все же приходит к единому мнению, которое можно сформулировать так. Капитулировать перед террористами невозможно, следует попытаться освободить заложников вооруженным путем. Пусть даже риск этой акции чрезвычайно велик. Тем более что соответствующая подготовка уже произведена. С самого начала за захваченным «Ландсхутом» тенью, держась за пределами видимости, следует другой самолет, на борту которого находятся тридцать коммандос из подразделения ГСГ‑9. Штурм предполагался еще в Дубае, но правительство Дубая, карликового эмирата, разрешения на операцию не дает. Зато под сильным международным давлением его дает президент Сомали Сиад Барре. Самолет со спецназом под прикрытием темноты тоже приземляется в Могадишо.

Ситуация в самом «Ландсхуте» – на грани трагедии. Капитан Махмуд понимает, что его водят за нос, и назначает крайний срок ультиматума на 15 часов по немецкому времени. Правительство Сомали предлагает террористам убежище: их не выдадут ФРГ, если, конечно, они отпустят заложников. Капитан Махмуд отвечает, что это ничего не меняет: «Мы взорвем самолет, как только истечет срок ультиматума. Это произойдет через тридцать четыре минуты… Если вы окажетесь в это время где-то неподалеку, то увидите, как самолет разлетится на сотни кусков»… С громадным трудом, гарантируя, что заключенные Штаммхайма уже освобождены, что все в порядке и что скоро они прибудут сюда, удается убедить его продлить срок ультиматума до часа ночи. Спецназ начинает осторожное продвижение к самолету, в то время как представитель правительства ФРГ отвлекает Капитана Махмуда рассказом о том, как штаммхаймские узники специальным рейсом летят в Сомали. Как ни странно, Капитан Махмуд этому верит, хотя мог бы потребовать подтверждения данных сведений от самих лидеров РАФ. Видимо, в сознании террористов тоже царит сумбур. Вместо этого он заявляет, что «дальнейшие переговоры будут вестись вместе с нашими немецкими товарищами».

Это последние в его жизни слова. Рядом с кабиной пилота взрываются два магниевых пакета, которые оглушают и ослепляют тех, кто внутри. Пока действует эффект взрыва (это, по расчетам специалистов, пять-шесть секунд), полковник Вегенер успевает вскрыть переднюю дверь. Одновременно спецназовцы врываются внутрь самолета – и через аварийный выход, и через заднюю дверь. Сначала они стреляют холостыми патронами, чтобы заложники успели спрятаться под защиту кресел, затем в дело идут боевые. Двое террористов убиты сразу же, третий (женщина) ранен и остается в живых. Капитан Махмуд убит в кабине пилота. Пластическая взрывчатка грохочет, но практически не причиняет вреда. Легкое ранение получает лишь стюардесса Габи Дильман, и это все. Через шесть минут операция успешно завершена, подгоняют лестницы, пассажиров выводят из самолета. Министр иностранных дел ФРГ Ганс-Юрген Вишневски, присутствовавший при акции с начала и до конца, отправляет успокоительное сообщение в Бонн: «Дело сделано»…

Между тем странные события разыгрываются этой же ночью в тюрьме Штаммхайм. В одиннадцать вечера охранники запирают камеры на седьмом этаже и дежурный делает в журнале последнюю запись о том, что Баадеру и Распе даны лекарства. «Никаких происшествий», – констатирует он. А утром выясняется, что трое заключенных мертвы.

Официальная реконструкция событий выглядит так. После полуночи Ян-Карл Распе слышит по приемнику, который кто-то нелегально ему передал, сообщение из Могадишо о том, что террористы убиты, а заложники «Ландсхута» освобождены. По тайному интеркому, использующему проложенные между камерами электрические провода, он передает это сообщение остальным. В результате короткого совещания принимается решение о коллективном самоубийстве лидеров РАФ. Находящийся в камере 719 Андреас Баадер достает хранившийся в тайнике пистолет, делает несколько выстрелов, разбрасывает вокруг гильзы, чтобы создать видимость ожесточенной борьбы, а потом приставляет пистолет к затылку и нажимает на спусковой крючок. В это же время в камере 716 Ян-Карл Распе тоже вытаскивает из-за плинтуса спрятанный пистолет и стреляет себе в висок. В камере 720 Гудрун Энсслин выдирает электрический шнур из проигрывателя, привязывает его к решетке окна и просовывает голову в петлю. В камере 725 Ирмгард Мёллер, которую тоже теперь содержат на седьмом этаже, четыре раза ударяет себя в грудь украденным столовым ножом. Она единственная, кто остается в живых. Считается, что это был акт отчаяния. Узники Штаммхайма решили покончить самоубийством, когда рухнула последняя надежда на освобождение. Канцлер Шмидт делает заявление: «Трое умерших пополнили собой длинный список напрасных жертв… Господство террора еще не окончено… Однако волю германского народа никому не сломить, террористы будут побеждены»…