Кристин Раш - Мастер возвращений (сборник)

Я тоже этого не знаю и не узнаю никогда.

И тут я делаю то, чего в других обстоятельствах никогда бы себе не позволила. Я хватаю со стола конверт Лизбет.

Скачущий, неразборчивый почерк.

«Давай завязывай с этим. Джей-Джей тебя не любит и никогда тебя не полюбит.

Выкинь его из головы, сделай вид, что он никогда не существовал.

Проживи жизнь лучше, чем я.

И выбрось пушку».

Выбрось пушку…

Как я и думала, однажды Лизбет уже совершила убийство.

Интересно, спрашиваю я себя, отличается ли это письмо от того, которое девчонка получила в прошлый раз? И если отличается, то чем?..

«И выбрось пушку».

Новая это строка или в прошлый раз она тоже была? Неужели девушка снова проигнорировала собственный совет?

Голова идет кругом.

Сердце сжимается от боли.

Всего несколько минут назад я злилась на Джей-Джея, а теперь он мертв.

Он мертв, а я жива.

И Карла.

И Эстебан.

Я пробираюсь к ним. Карла, похоже, успокаивается; Эстебан все еще бледен. Наверное, это шок, думаю я. Слева на его лице и рубашке засыхают брызги крови.

Я показываю им письмо, хотя и не должна этого делать.

— Вот вероятная причина, по которой мы, все четверо, не получили своих писем, — говорю я. — Но сегодня все произошло не так, как в прошлый раз. Сегодня мы с вами выжили.

Не знаю, понимают ли они меня. Я в этом не уверена.

Кажется, я и сама не очень-то понимаю.

В кабинете появляются врачи и полиция. Они констатируют факт смерти Джей-Джея, уводят Лизбет, остальных начинают допрашивать. Я отдаю полицейскому красный конверт, но не признаюсь, что мы читали письмо.

Думаю, он сам догадался.

В голове снова проносятся недавние событиями я думаю, что это, наверное, мой последний День красных писем в школе имени Барака Обамы, пусть даже мне и удастся благополучно протянуть оставшиеся до моего пятидесятилетия недели.

Ожидая, пока придет мой черед давать показания, вдруг задумываюсь: стану ли я писать послание собственной юности после всего, что случилось? Смогу ли я выразить свою мысль так, чтобы прежняя я прислушалась к себе будущей? Ведь слова так легко неправильно понять.

Или неправильно прочесть.

Наверное, думаю я, в своем письме Лизбет увидела только первую строчку. До слов «И выбрось пушку» она просто не дошла, не добралась даже до «Выкинь из головы…», потому что к этому моменту в этой самой голове уже все перемкнуло.

Но, возможно, в первый раз Лизбет этого и не писала. Или, попав в петлю времени, она пишет эти слова снова и снова, жизнь за жизнью, но не может разорвать трагический круг событий.

Я этого не знаю и никогда не узнаю.

И никто не узнает.

Все это и превращает День красных писем в бессмыслицу. Разве письмо из будущего удерживает нас на стезе добродетели? Или наоборот — отсутствие письма подстегивает нас и дает дополнительные силы?

Напишу ли я письмо, в котором попрошу себя прошлую позаботиться о Лизбет, как только ее встречу? Или лучше сразу посоветовать себе идти в большой спорт, несмотря ни на что? Предотвратит ли это сегодняшний кошмар?

Я не знаю.

И никогда не узнаю.

Возможно, прав был отец Бруссар, когда утверждал, что будущее скрыл от нас Сам Господь. Быть может, Ему было угодно, чтобы мы двигались по времени, не зная, что нас ждет впереди, и учились прислушиваться к голосу своей души, чтобы сделать единственно правильный выбор.

Кто знает?..

А может, письма вообще не имеют никакого значения. Быть может, особое внимание, которое уделяют некоторые этому дню и посланию от своего будущего «я», имеет не больше смысла, чем ежегодное празднование Четвертого июля, потому что на самом деле День красных писем ничем не отличается от остальных дней, и это мы придумали отмечать его особыми церемониями и считать крайне значительным.

Я не знаю.

И никогда не узнаю, проживи я еще хоть две недели, хоть два десятка лет.

Джей-Джей все равно не воскреснет, Лизбет будет жить дальше, а мое будущее — каким бы оно ни было — как и прежде, останется покрытым тайной.

Будущее должно быть тайной.

Тайной оно и останется.

Малыш лежал в грязи лицом вниз. Бурая грязь была мелкой, сухой и рассыпчатой.

Я думал, что он свалился за пределами купола, но это не совсем соответствовало тому, что я видел сейчас. Тело было невредимым и, значит, не подверглось жесткому излучению истинной Луны.

Но тут что-то мокрое столкнулось с моей рубашкой, напрочь испортив иллюзию пребывания на месте преступления и вернув меня на рабочую станцию СиниерСорса. [16] Название можно перевести как «Источник жизни пожилого человека». (Здесь и далее прим. перев.)

Я рывком стащил защитную маску и пустил ее в свободное плавание. Затем оторвался от рабочей станции, чтобы поплавать рядом с ней. С полдюжины собравшихся здесь цеплялись за свои станции, прячась за очками, закрывавшими глаза, уши и нос. Кое-кто пристегнул себя ремнями, чтобы, увлекшись, не отпустить станцию и не врезаться в приборы, закрепленные на другой стороне рабочей зоны.

Маска была не единственной вещью, дрейфующей рядом со мной. Тут же плавали капли некоей коричневой жидкости. Почти все собрались у моего левого бока, как фаланга коричневых шариков, выстроившихся перед атакой.

— Марвин! — рявкнул я. — Кофе опять убежал!

Марвин Пирс, щурясь, выглянул из-за двери, ведущей на общую кухню, и отплыл в сторону, сжимая дверной косяк. С того места, где находился я, были видны только лысина, глаза и нос, как на рисунке типа «здесь был Килрой», [17] Килрой — герой американских граффити. По некоторым данным — реально существовавшее лицо. На граффити обычно изображены лысина, глаза и длинный нос, выглядывающие через стену. которые последнее время стал рисовать один из старейшин на стене (при постоянном вращении здесь нет того, что можно назвать потолком или полом в обычном понимании).

Голубые глаза Марвина лукаво поблескивали. Отталкиваясь руками, он пробирался в рабочую ВР-лабораторию и при этом ухмылялся, как трехлетний проказник.

В лабораторию, где не бывал более ста двадцати пяти лет.

— Прости, — извинился он тоном, в котором не было ни капли раскаяния, поймал ртом три кофейных шарика, громко сглотнул и погнался с китайскими палочками для еды за четвертым.

Они-то его и подвели. Четвертый кофейный пузырек проскользнул сквозь деревянные острия и с поразительной скоростью устремился ко мне. Я отплыл и с отвращением увидел, как кофе расползся по моей маске.

— Эй! — остерег я. — Я работал, не заметил?

— Работа, работа, работа… знаешь, иногда не мешает сделать перерыв на кофе, — объявил Марвин и визгливо, как девчонка, хихикнул.