Александр Шепиловский - Феномен

— Зачем? — вырвалось у меня.

Вместо ответа я увидел хитрую рожицу с приставленным пальцем к губам.

В лаборатории был один Добрыня, собравшийся уже уходить.

— Хочешь фокус посмотреть? — остановил его Владимир.

— Устал я от твоих фокусов, — мрачно ответил тот, но видя, что Владимир возбужден и чем-то взволнован, Добрыня согласился посмотреть фокус.

Я думал, что друг мой первым делом достанет флуктонную пушку и обследует ее, но он решил отложить это удовольствие, он решил сначала проверить пушку в действии.

— У кого нитки есть? — спросил он. — Так и знал, что ни у кого. Нищета проклятая! Хавренок, у тебя волосы все равно секутся, дай взаймы один волосок, — он вырвал с головы мальчика длинный волос и обмотал им кузнечика, прижав лапки к туловищу. — Теперь не ускачет. Возьми его, Хавренок, и положи на то место, где лежал бабушкин бриллиантик. Делай все сам. Разрешаю.

— Что?! — вскричал Добрыня. — Как это сам?

— Успокойся, он умеет. А мы проследим.

— Опять расход энергии! Для развлечений? — повысил голос Добрыня, хотя явно был уже заинтригован и возмущался скорее для порядка.

К «Аленушке» подходило множество коммуникаций, кабелей, волноводов, но особо выделялась массивная, обвитая калачами труба, соединяющая камеру с генератором поля первичности. Мальчик сунул руку в один из овальных вырезов на трубе и оставил там связанного волосом кузнечика. Владимир швырнул в люк камеры какой-то тяжелый прибор, сказав, что тот уже свое отслужил и больше не нужен. А заодно притащили из шкафа кувалду и, со словами «для большего эффекта», тоже кинул ее в камеру. И внимательно следил за Хавренком, включавшим аппаратуру. Мерно загудела автоматика. Раз, два, три — готово!

— Ты хочешь сказать, что… — неуверенно начал Добрыня, но Владимир не дослушал его.

— Именно хочу. Сам убедись, — он кивнул на открывшийся люк.

На дне камеры лежал величиной с ягненка зеленоватый кузнечик — целый кузнец, обмотанный волосом-бечевкой. Владимир вытащил кузнечика и стал развязывать волос.

— Ускачет, — предупредил я.

— Шурик, не думай, что увеличенный в тысячу раз ты станешь силачом. Раздавленный весом своего тела, ты будешь лежать пластом и не пикнешь. И эта животинка тоже.

Освобожденный от пут кузнечик, действительно, был неуклюжим. Не то что бы прыгать, он даже подняться не мог.

— Куда теперь это бедное насекомое девать? — спросил Хавренок, с жалостью глядя на обессиленного кузнечика.

— Эту махину как-то и насекомым-то неудобно называть. Подарим его энтомотологам, будут кормить и ухаживать.

Хавренок попросил свой большой волос-бечевку на память и немедленно получил его.

— Наваждение! — подал, наконец, голос Добрыня. — Каким это образом?

Вместо ответа Владимир запустил руку в вырез трубы, достал маленького кузнечика, а потом нащупав пушку, осторожно вынул ее. Это был матово-черный конический цилиндр с идеально отполированным передним торцом. На другом торце — пучок тончайших иголок, накрытых прозрачным, защитным колпачком.

— Володя, — простонал изнывающий от нетерпения Добрыня и вдруг рявкнул. — Вовка, паразит, сколько можно издеваться!

Владимир рассказал о Хавренке и флуктонной пушке.

— Надо же! — удивился Добрыня. — Какая простота! А перспективы! Вы представляете, какие перспективы. А говорят, чудес не бывает. Но почему большой Бонифаций оказался с обрубленным хвостом?

— Да просто не весь хвост попал под пучок флуктонов, потому его и «срезало».

— Совершенно верно. Такие глупые вопросы задаю. Но флуктоны вместе с моделью пронзили также и часть туннеля, по крайней мере, низ его и стенку камеры, значит должны образоваться и их копии в виде вырванных кусков.

— Туннель и камера сделаны из мезофтирилла, мезоатомы которого прозрачны для флуктонов.

— А раз нет взаимодействия, то нет и информации, — как преподаватель на уроке физики поучительно закончил я.

— Спасибо, — невозмутимо ответил Добрыня. — Теперь буду знать.

Владимир усмехнулся, а Добрыня на секунду прикрыл ладонью глаза:

— Затмение находит. Но «фокус» хороший! Будем знакомы, Хавренок! Поздравляю тебя. А сейчас, как хотите, я включаю видофон.

Скоро в лабораторию вбежала Юлия, потом торопливо вошел Тарас, за ним Захар с Архипом, другие сотрудники, и еще, и еще. Народу было — как на пожаре. Удивлялись, улыбались и хвалили маленького экспериментатора. Два раза включали «Аленушку», получили четырехкилограммовую изюмину без косточек и еще одного Бонифация, на этот раз Бонифация маленького, меньше мышки. Котенок-крохотуля, весом в двадцать граммов, на потеху всем мяукал, бегал и играл бумажками.

Я с удивлением смотрел на этих умных серьезных людей, вдруг ставшими детьми, безалаберными и доверчивыми, будто и не было никакой дисциплины, ни начальника, ни подчиненных, ни старших, ни младших — все равны. У всех один праздник. Что хотят, то и творят, веселые и смешные. Тем не менее порядок есть и дело делается. Туда бы нашего ретивого администратора на перевоспитание, чтобы забыл слова «нельзя», «не положено», «запрещено». Нормальный человек сам прекрасно знает, что — «можно», а что — «нельзя».

Смущенный вниманием Хавренок, сказал Владимиру, что в старину за это награждали, поэтому нельзя ли пополнить его коллекцию минералами?

— Внимание! — поднял руку Владимир. — Наш Хавренок просит получить для своей коллекции минералы. Исполним его просьбу?

Все дружно закричали, что нужно исполнить. И каждый предложил в качестве модели воспользоваться своим украшением, у кого брошь, у кого перстень, браслет… Понадавали разных драгоценностей. Мальчик отобрал понравившиеся ему камни, а все изделия из металла отложил в сторонку, сказав, что они не нужны, потому что они — не минералы.

И «Аленушка» заработала. Сначала в качестве исходного материала брали землю на улице, потом упростили: ставили в камеру банку с водой, а потом и вовсе упростили — лили воду прямо из шланга. И всем это очень нравилось.

— Примитивно, но как здорово! — ликовал Владимир.

Вместо воды из камеры вынимали килограммовые изумруды и топазы, аквамарины и сапфиры. Глаза разбегались от обилия красок и причудливости форм. Это были несметные сокровища, о которых не могли мечтать ни короли, ни раджи, ни фараоны. Но никто в этих необычных драгоценностях никакого богатства не видел, это были просто мастерски обработанные, изумительные по красоте камни. Кто-то сказал, что золотой самородок тоже минерал, и сбегал за ним домой. Пример оказался заразительным, один за другим стали вспоминать, что у них дома тоже есть какие-то минералы и сразу бежали за ними. Гора камней и кристаллов росла. Чего только не было здесь: опалы, рубины, аметисты… Даже были минералы с Луны, Марса и колец Сатурна. Такой уникальной коллекции мог позавидовать бы любой музей. На получение копий образовалась очередь, которая быстро превратилась в толкучку. Кто-то полез без очереди, очередь сразу загалдела и завозмущалась: «В порядке очереди!» Ощущение было знакомым — будто опять побывал в своем веке.