Блейк Крауч - Сосны. Заплутавшие

– Ты поговорил с ними? – спросила она.

– Да.

– И?..

– Без изменений.

– Это нечестно.

– Я знаю.

– Что, если бы ты просто сказал…

– Тут у меня нет выбора.

– А ты не можешь…

– Не проси меня. Пожалуйста.

Он понизил голос и прошептал ей на ухо:

– Ты же знаешь, я не могу об этом говорить. Знаешь, каковы будут последствия.

– Не понимать – это меня убивает.

– Посмотри на меня.

Он взял ее лицо в ладони и уставился сверху вниз в ее глаза. Никто никогда не любил ее так, как этот мужчина.

– Мы все это преодолеем.

Она кивнула.

– Надолго? – спросила она.

– Не знаю.

– Это опасно?

– Да.

– Ты вернешься?

– Конечно, вернусь. Он наверху?

– Он еще не вернулся из школы.

– Я пытался поговорить с ним об этом, но…

– Ему нелегко будет это пережить.

Он обхватил ее за талию.

– Послушай, все уже сделано, и мы ничего не можем тут предпринять, поэтому давай радоваться тому времени, которое у нас есть. Хорошо?

– Хорошо.

– Поднимемся ненадолго наверх? Мне бы хотелось получить от тебя немножко кое-чего на память.

– Я не хочу, чтобы сгорел обед.

– К чертям собачьим обед.

Она лежала в постели, в его объятьях, наблюдая в окно за темнеющим небом. Потом сказала:

– Даже представить себе не могу, каково это будет.

– Ты сильная. Сильнее, чем думаешь.

– А если ты ко мне не вернешься?

– Тогда знай вот что. То время, которое я провел с тобой в этой долине, в этом доме, было лучшим в моей жизни. Лучше, чем вся моя жизнь в прошлом мире. Я люблю тебя, Тереза. Безумно и навечно и…

Она поцеловала его и притянула его к себе, поверх себя…

В себя.

Она снова плакала.

– Просто будь здесь, рядом, – сказала она. – Я люблю тебя. Господи, я так тебя люблю, Адам, не оставляй меня, пожалуйста, не оставляй меня…

При последних бликах дневного света Тобиас открыл свой дневник в кожаной обложке и прочитал первую страницу с посвящением – наверное, уже в тысячный раз.

«Когда ты вернешься – а ты обязательно вернешься, – я трахну тебя так, солдат, будто ты только что вернулся домой с войны».

Он пролистал три четверти тетради до того места, на котором остановился.

От карандаша остался последний дюйм.

Трубка угасала.

Тобиас примял пепел и сделал последнюю затяжку, собираясь с мыслями, а река с журчанием текла мимо.

Там, где он сидел, солнце покинуло здание [45], хотя все еще касалось вершины горы по другую сторону реки, в полумиле отсюда.

Стая аберов, похоже, уходила.

Он слышал, как аберы вопят и визжат, двигаясь по долине, освобождая ему дорогу к дому.

Тобиас написал: «День 1308. Я буду краток. Моя последняя ночь в глуши и так много эмоций. Из своего лагеря я вижу горы, окружающие Заплутавшие Сосны, и, если повезет, уберусь из холодины завтра днем. Я столько всего предвкушаю… Теплую постель. Теплую еду. Я снова буду разговаривать с другим человеческим существом. Сидеть с бокалом виски и рассказывать людям обо всем, что видел.

Только у меня есть ключ к тому, что всех нас спасет. Я в буквальном смысле слова единственный человек в мире, который может спасти мир. Я несу на плечах груз знаний, но все это не столь важно.

Потому что чем ближе я к Заплутавшим Соснам, тем больше мои мысли заняты лишь тобой.

Нет ни единого дня, когда бы я о тебе не думал.

О времени, которое мы провели вместе. О том, что я чувствовал, обнимая тебя в ту последнюю ночь.

А завтра я снова тебя увижу.

Мой милый, дорогой ангел…

Чувствуешь ли ты, что я близко? Чувствуешь ли каким-то образом, нутром, что всего спустя несколько часов мы снова будем вместе?

Я люблю тебя, Тереза Бёрк.

Всегда.

Никогда не думал, что доживу до того, чтобы написать эти слова, но…

Засим подписывается

Адам Тобиас Хасслер».

Подожженная машина все еще дымилась. Светофор не горел, и уличные фонари погасли. Теперь, когда во всей долине не горела ни одна лампа, звезды светили с яркой ледяной силой.

Итан вышел на середину улицы, Тереза цеплялась за его руку, с другой стороны шла Кейт.

Если Терезу и раздражало, что они втроем так близко друг от друга, она ничем это не показывала. По правде говоря, Итан не был уверен, что именно чувствует сам, идя между ними. Так много любви, и страсти, и боли…

Как будто он оказался между противоборствующими силами.

Одинаковыми полюсами двух магнитов, находящимися в опасной близости друг от друга.

Люди начали выходить из театра.

Итан протянул Кейт мегафон и сказал:

– Сделай мне одолжение. Удержи всех здесь. Мне нужно кое-что проверить.

– Что происходит? – спросила Тереза.

– Я не вполне уверен.

Он отодвинулся от нее и пошел к «Бронко».

Абер разнес машину в пух и прах. В середине ветрового стекла зияла большая дыра, передние сиденья были усыпаны стеклом и выпотрошены, из них была выброшена поролоновая набивка. Итан ничего не видел сквозь ветровое стекло, поэтому забрался на капот и выбил ногой остатки стекла.

Он поехал на юг по Главной, и ветер струился в ничем не защищенное окно, так что слезились глаза.

Добравшись до изгиба дороги, Итан свернул и поехал дальше, по отпечаткам шин, оставшимся после его прошлого набега в лес. Фары дальнего света посылали лучи между деревьями.

Он нашел путь к засохшему сосновому пню и выключил двигатель.

Вышел и шагнул в темный лес.

Что-то было не так, и, приблизившись к ограде, Итан понял, что его так тревожит. Тишина.

Здесь не должно было быть так тихо.

Этим проводам и утыканной шипами проволоке следовало бы гудеть.

Он пошел вдоль мертвой ограды на запад.

Потом пустился трусцой.

Потом побежал.

Спустя сотню ярдов Итан добрался до ворот – тридцатифутовой секции на петлях, через которую можно было выйти в долину. Именно через эти ворота уходили Кочевники и через них же – изредка – возвращались. Через них Пилчер иногда посылал в дикие места грузовики, чтобы запастись дровами или провести ближнюю разведку.

До настоящего момента Итан никогда еще не созерцал ужасного зрелища широко распахнутых ворот.

Он стоял, глядя через ворота на невообразимо враждебную землю за ними, и его поразила мысль, несущая с собой слабость и озноб: он полностью ошибся в оценке Пилчера.

В лесах раздался вопль.

Потом еще один.

И еще.

Шум ширился, усиливался, пока не показалось, что от него дрожит земля, словно через лес мчится ад.

К обесточенной ограде.

К открытым воротам.

К Заплутавшим Соснам.

Еще две секунды Итан стоял, застыв, и в голове его крутился один-единственный вопрос, а в душе нарастали паника и ужас.

«Что. Ты. Наделал?!»

И он побежал.