Генри Олди - Ангелы Ойкумены

– Вы хотите, – Фернан подъехал ближе, – спасти чемпиона? Уберечь талантливого спортсмена от кровавой бани? Я тоже этого хочу. Вы даже не представляете, сеньорита, как я этого хочу! Но спортсмен, осел драный, уперся, и все. Сперва он отказывался лететь на Террафиму, и нам пришлось устроить дуэль без секундантов. Теперь он отказывается покидать Бравильянку. Наотрез! Честное слово, лично у меня уже накопился десяток веских поводов бросить город к чертовой матери. Отпраздновать труса? Мне, маркизу де Кастельбро? Да сколько угодно! Я – очень прогрессивный маркиз, гранд нового поколения. Но спортсмен… Короче, и эту тему мы закрываем, как бесперспективную.

Позор, вздохнула Джессика. Он делает меня одной левой.

– Вы хотите, – сам того не замечая, Пшедерецкий массировал ладонью затылок. Шляпу он сдвинул на лоб. Похоже, его мучили головные боли, – воззвать к моему разуму? Вернуть мне здравомыслие? Объяснить, что в масштабе Галактики эта война – ноль, мизер?

Перо, украшавшее шляпу, защекотало дону Фернану нос. Маркиз выхватил платок из-за обшлага со скоростью, удивительной для контуженного человека, и чихнул согласно приличиям, в батист и кружева.

– Я согласен, – продолжил дон Фернан, восстановив равновесие. Манеры манерами, но чих едва не сбросил его с коня. – Рейтинг эскалонской кампании в топе гала-новостей ничтожен. Праздник для исторических реконструкторов, мучение для сеньора Пераля. Он смотрит новости? Часто? Я рад.

– Чему? – спросила Джессика.

– Пусть мучится. Такие друзья, как мы, радуются страданиям друг друга. Это вполне в духе комедий Пераля-старшего. Зачем вы прилетели сюда, Джессика Штильнер?

– Ну, хотя бы для этого, – она расстегнула пояс.

Пояс, вернее, поясную портупею она купила сразу по прилету в космопорт Сан-Федрате, в оружейном салоне «Espada», освобожденном от таможенных пошлин. Наверняка в Эскалоне портупея обошлась бы дешевле, но Джессика не хотела тратить лишнее время на поиск магазина. Два кожаных ремня: первый служил поясом, второй был подшит к первому. Трубка, куда вдевались ножны. Дублирующее крепление на середине спины. Удобная вещь: тяжесть оружия почти не ощущалась.

– Вот, возьмите, – Джессика протянула дону Фернану шпагу вместе с портупеей. – Возьмите, она ваша.

– Говорите громче, – попросил Пшедерецкий. – Я плохо слышу.

– Вы оглохли? Вам надо в больницу.

– Ерунда. Лекари говорят: через неделю пройдет. У них, коновалов, большой опыт. Вы просто говорите громче, и все.

Шпаги он не взял. Джессика держала все хозяйство – клинок, ножны, портупею – на весу, бросив поводья. Только бы лошадь не заартачилась, подумала она. Только бы не лошадь. Я чувствую себя полной идиоткой. И он, скотина, это знает. Он радуется. Такие друзья, как мы, продолжение следует.

Полковник Дюбуа, человек чести, вместе с гвардейцами отъехал назад, к перекрестку. Сдал назад эскорт губернатора осажденной Бравильянки. Джессика не сомневалась, что позже они вернутся. Комедии Пераля-старшего? Любимая мужская комедия: «Благородные враги, или Тысяча поклонов».

– Нет, не возьму, – нарушил паузу дон Фернан. Казалось, вняв совету говорить громче, Джессика все это время умоляла его принять шпагу обратно. Кричала, знаете ли, во всю глотку. – И не просите.

– Подарки не отдарки? Что за ребячество?!

– Отдарки. Я бы взял шпагу, пришли вы ее почтой. Посылка на мое имя, и я забираю подарок без колебаний. Но вы летите на Террафиму, ищете меня в оккупированной Эскалоне, едете в Бравильянку… Вы бессмертны? Неуязвимы? Или всего лишь безмозглая? Я, варвар, взываю к гематрийке, которую дикарка упрятала под сто замков! О да, паспорт, гражданство, вся мощь Лиги… Кто обидит дочь могучей, влиятельной, высокоцивилизованной расы? Да кто угодно! Случайная пуля, банда мародеров, лошади понесли, карета летит в пропасть…

Пшедерецкий наклонился вперед:

– Пороть вас некому!

– Некому, – согласилась Джессика. – Отец порет фундаментальную науку. Это так эротично! Мать умерла, я ее совсем не помню. Знаю лишь, что она, гематрийка под сотней замков, однажды сбежала из-под покровительства могучей, влиятельной, высокоцивилизованной семьи Шармалей… Сбежала, и к кому? К бородатому прожектеру, посмешищу среди ученых мужей. У мамы не было шпаги. Я да мой брат Давид – вот и весь подарок, который она сделала этому варвару. Зачиная нас, мама рисковала больше, чем я, разгуливая у стен Бравильянки.

– Вы немедленно…

– Хватит, – попросила Джессика обоих: маркиза и чемпиона. – Что за семейная сцена? Такое впечатление, что мы тыщу лет прожили в законном браке. Я взываю к вашему рассудку, вы – к моему… Вы глухой, я глухая, да? Забирайте вашу фамильную шпагу и…

– И что? Что дальше?!

Туше́, призналась Джессика. Я понятия не имею, что дальше.

– Позвольте мне, – вмешался полковник Дюбуа. – Я знаю, что дальше.

– Вы в курсе, который час? – сварливо поинтересовался профессор Штильнер.

Гиль Фриш даже не взглянул на браслет:

– Четверть первого.

– Ночи! – уточнил Штильнер. – Да-с, ночи!

– Мы дико извиняемся за вторжение, – зрелище смущенного Пробуса было настолько чуждым всей логике бытия, что Штильнер попятился. Воспользовавшись оплошностью профессора, координатор колланта бочком протиснулся в апартаменты. – Простите, что тревожим, но нам… Поговорить бы нам, а? Потолковать, посудачить? Вы не спите?

– Уже не сплю!

– Ну вот, вы все равно не спите! Это, конечно, не оправдание…

– Как вы узнали, что я бодрствую?

– Полы, Адольф Фридрихович. Здесь очень скрипучие полы.

Ответ прозвучал дуэтом – от дверей и с дивана, стоявшего у окна. Гиль Фриш и Идан Яффе секунд тридцать смотрели друг на друга, потом Фриш отвел взгляд и заученным движением кивнул своему спутнику: все в порядке. Мар Яффе нам не помешает. И вообще, он в любом случае никуда не уйдет.

– Заговорщики! – рассмеялся профессор, наслаждаясь пантомимой. – Садитесь, будем чай пить. Ну-с, я вас слушаю, господа полуночники!

– Спасибо, душа моя! Большое человеческое спасибо! Я бы на вашем месте нас и на порог не пустил! В тычки бы, взашей, поганой метлой…

Пробус молол языком, как заведенный. Он сунул нос в чайник для заварки:

– Черный? Крупнолистовой? Высокогорный? На Хиззаце рай для чаеманов. Главное, места разведать, лавочки, и непременно на развес…

– Вы пришли обсудить торговлю чаем?

– Нет-нет, что вы! Это я к слову. Не знаю, как начать… Поймите, душа моя: все дело в нас, коллантариях. Не лично в нас с мар Фришем, а в тех нас, которые остальные. Мои коллеги места себе не находят! Шепчутся по углам! Планы строят, безумные планы…

– Они боятся?

Профессор вцепился пятерней в собственную бороду. Когда Штильнер начал мерить шагами комнату, каждый шаг сопровождался жалобой рассохшихся половиц.