Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

Павлов с отвращением растоптал вставший на его пути ядовитый гриб, и в тот же момент услышал за спиной чей-то голос:

— Amanita.

— Что?! — удивился Павлов, оглянулся, увидел колыхание воздуха, вроде вращающегося веретена, и понял, что бес никуда не делся и продолжает его преследовать. Интересно, с какой целью? Как ни в чем не бывало, бес прокашлялся и заговорил голосом народного артиста СССР Евгения Евстигнеева — человека отзывчивого, доброго, искреннего и великодушного:

— Amanita, в переводе с латыни, означает мухомор. К этому семейству относятся многие виды, из которых большинство подозрительны и даже прямо ядовиты, например, гриб, который вы только что растоптали. Это — muscaria. Крупный гриб, шляпка которого ярко-красная и усеяна белыми бородавками. Но есть очень похожий на него гриб под названием сaesarea, считавшийся на юге Западной Европы чуть ли не деликатесом.

— Гейн зи цум тойфель! — раздраженно отреагировал Павлов на необычное сообщение, послав беса, по-немецки, ко всем чертям.

— Не гоните меня, Дмитрий Васильевич, я вам ценную информацию предоставлю! — с нотками жалости в голосе заговорил бес. „Надо же, на „вы“ называет и по отчеству“, — удивился Павлов. А вслух сказал:

— Ну что же, валяй, нечистая сила. Нечистый дух мухой влетел в его левое ухо и, прожужжав, противно запищал:

— Ваши, как бы это деликатнее выразиться, фатер и мутер, к которым вы сейчас направляетесь. Кстати, откуда прибежала собачка?

… В общем, они мертвы!

— Кто мертв? — не понял Павлов. Освоившись в предоставленных „апартаментах“, нечистый дух снова заговорил нормальным человеческим голосом, напоминающим все того же Евстигнеева:

— Постараюсь объясниться проще. Пока вы изволили практиковаться в материализации мыслей, я провел что-то вроде следственных действий.

Короче говоря, я выяснил, что парень, тело которого вы изволили занять, имел папу и маму. Мама или кто-то еще собрали в лесу первые весенние грибы. По-видимому, они приняли какой-то ядовитый гриб за съедобный. Может, и не ошиблись, просто гриб мутировал. Был съедобный, стал ядовитый. [25] Известно, что еще в царской России из-за массового отравления грибами вымирали целые деревни. Так, в конце XIX столетия «грибная эпидемия» разразилась одновременно в 14 губерниях. Причем люди умирали от съедобных грибов: сыроежек, груздей, валуев и волнушек. Последний случай массового отравления съедобными грибами в России был зафиксирован летом 2000 г. Ученые неоднократно предпринимали попытки найти причину трагедии. Предполагалось, что виной этому авария на Чернобыльской АЭС, озоновые дыры, и загрязнение окружающей среды. Приготовили ужин. Все, кто грибки покушал, траванулись, но с различными последствиями. Папа и мама просто умерли. Юноша вовремя проснулся и успешно проблевался. А вот его сестра-подросток оказалась между жизнью и смертью, то есть в коме. А дальше дело было так: убедившись в том, что его родственники не подают признаков жизни, он испугался и побежал к реке. При этом он совершенно забыл о младших братьях-близнецах, которые сейчас мирно спят в своем лесном жилище. Продолжая находиться под воздействием животного страха, парень пытался оттолкнуться шестом от берега и поскорее убраться куда-нибудь подальше от этого места. Он даже не догадался отвязать плот. В этот момент вы встретились, а что в результате этого получилось, вам известно лучше меня.

— Ну что же, бес, — сказал Павлов, приняв информацию к сведению, — видно на этот раз ты не врёшь, но все равно надо проверить. Азор, вперед! Азор помчался быстрее, — так, что он едва за ним поспевал. Бежали не долго, минут пятнадцать. Вдруг, пёс остановился, шерсть на загривке вздыбилась, и он грозно зарычал. Павлов взял АК-47 наизготовку и осторожно, стараясь не наступать на сухие ветки, пошел по тропинке, которая вывела его на большую поляну. Там он увидел два пирамидальных шатра высотой около 3,5 м, покрытых древесной корой и дерном, и какую-то хозяйственную постройку, похожую на избушку на курьих ножках. К постройке, срубленной из цельных бревен, была приставлена лестница. Перед жилищами находилось кострище. Костер полностью прогорел, подавая признаки жизни лишь тонкой струйкой дыма. Между развешенных на шестах рыболовными сетями и заготовленными впрок кучами дров и хвороста бродил огромный бурый медведь, по-научному, Ursus arctos. Павлов выстрелил в воздух и закричал, что было мочи: „Пошел прочь! Скотина! Убирайся!“ Его крик потонул в гвалте птичьих голосов, который не скоро улегся. Бурый медведь встал на дыбы, но тут же, — то ли от удивления, то ли от испуга, — оперся на пятую точку и, открыв пасть с ужасными клыками, сердито заворчал. Азор подбежал к нему сзади и укусил за ногу. Медведь опрокинулся на спину, перевернулся и, почуяв все свои четыре конечности, пустился в бега, с шумом ломая встречные кусты и деревья. Павлов подошел к костру и тут только заметил двух лежащих на ворохе прошлогодних листьев людей. Страшным показалось ему это зрелище. Медведь, а может, какие-то другие звери выели на их лицах мягкие части. При виде кровавого месива его чуть не стошнило. Возле мужчины валялся большой лук и колчан со стрелами, а возле женщины сломанный шест. „Надо бы их чем-то прикрыть“, — подумал он. Бросив костер охапку хвороста, он пошел осматривать жилища, которые все-таки решил называть „вигвамами“. Кстати, с точки зрения этнографа, он нисколько не ошибся, поскольку данный тип жилищ отличается огромным разнообразием, даже в зависимости от времени года. Общим для них является лишь остов из деревянных жердей, покрытый тем материалом, который есть под рукой строителей. В первом вигваме, осветив его факелом из смоляной ветки и бересты, он не обнаружил не души. Налево от входа, прикрытого пологом из грубого домотканого холста, были расположены берестяные коробки и кожаные сумки. Посредине — очаг, выложенный из булыжника.

В очаге едва теплился огонь. По окружности жилища на безопасном расстоянии от очага были оборудованы спальные места: три деревянных топчана, а на них вместо одеял — ворохи шкур. Он забрал с ближайшего топчана две мягкие оленьи шкуры, которыми и накрыл покойников. „Кто они?! Кто?! Экстремальные туристы?! Ученые-этнографы?!

Секстанты?!“, — в отчаянии думал он о покойниках. Во втором вигваме сразу у входа он наткнулся на мешок, сшитый из заячьих шкур. В мешке кто-то был. Вытащив мешок наружу, он обнаружил, что этот кто-то — русоволосая девушка-подросток с европеоидными чертами лица. Судя по учащенному дыханию, она явно была больна, возможно — при смерти. Павлов потрогал ей лоб и убедился, что он очень-очень горячий.

„Температура под сорок, как при пневмонии или при тифе“, — пришел он к неутешительному выводу. Он вернулся во второй вигвам, полагая, что в нем может находиться еще кто-то из людей, но, осветив помещение факелом, никого не нашел. Этот вигвам, по-видимому, был предназначен для хозяйственно-бытовых нужд. В центре находился очаг, а вдоль стен располагались деревянные лавки, лари и бочонки. На лавках и под ними он заметил аккуратно сложенные мешки и тюки. Тут же он наткнулся на настоящий арсенал предметов вооружения: дротики с кремневыми наконечниками, стрелы с оперением и топоры с кремниевыми и металлическими лезвиями, похожие на индейские томагавки. Металл по виду напоминал бронзу. Выйдя наружу, он с удивлением увидел, как из первого вигвама, который он счел необитаемым, сладко потягиваясь, вылезают на четвереньках два чумазых и пузатых голеньких мальчика в возрасте 4–5 лет. „Где же они прятались?“— удивился он, укоряя себя за невнимательность. Мальчики были рыжеволосыми и курносыми, похожими друг на друга, как две капли воды. У него снова кольнуло сердце, и он воспринял это, как предупреждение о грозящей беде. Увидев его, малыши что-то радостно залепетали на незнакомом ему языке и, подбежав, схватили его за руки. Вслед за малышами из вигвама выбрались два щенка черно-белого с подпалом окраса. Скуля и повизгивая, они подбежали к Азору и стали выказывать ему свое нижайшее почтение. За спиной у Павлова прозвучал грустно-насмешливый голос народного артиста СССР Зиновия Ефимовича Герда: