Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

— Как там Медвяная Роса? — первым делом спросил он.

— А что с ней станется? Цветет и пахнет— ответила Клара, но как-то неуверенно, словно что-то не договаривая.

— Зато твоя приемная дочь Сара Гудвин всех удивила. На празднике Благодарения Авесалома получила первый приз за танец Антилопы! — похвасталась Соломка.

— Значит, праздник все-таки состоялся! — обрадовался Павлов.

— Праздник состоялся, но мы уже не чаяли увидеть тебя живым — призналась словоохотливая Соломка, — после чего Клара так на нее сердито шикнула, что ему стало не по себе. Старослужащая Ядвига предложила поместить раненого героя в ее походном шатре. Это был просторный шалаш, сплетенный из ивовых прутьев и покрытый соломой. В нем даже можно было стоять в полный рост. В окно, затянутое москитной сеткой, проникал свет. На полу лежали медвежьи и оленьи шкуры, на которые Клара и Соломка бережно его уложили, а потом ушли, забрав с собой Дашу Воронову, чтобы показать ей летний лагерь и объяснить, как она должна себя вести.

Немного погодя в шатер заглянула Урсула, помогла раздеться и забрала его одежду и обувь — на просушку и в починку. Павлов успел незаметно спрятать под шкуру радиометр, весьма сожалея о том, что не выбросил его вслед за мобильным телефоном Даши Вороновой. Только Урсула его покинула, как в шатер вошли старослужащая Олеся, славившаяся искусством врачевания, и двоюродная сестра его двойника Сороки по имени Виктория, недавно переведенная по возрасту из отряда старших учениц в отряд воинов. О том, что Виктория — его родственница он догадался по искусно вышитому на ее комбинезоне изображению головы оленя. Старослужащая Олеся осмотрела повязку на ране и нашла ее удовлетворительной, проверила температуру и напоила каким-то горьким настоем, от которого Павлова сразу потянуло в сон. Засыпая, он чувствовал, как в его ноги, бедра и грудь впиваются острые иглы. Про иглоукалывание он что-то когда-то слышал или читал, поэтому терпел боль без возражений, надеясь на оздоровительный эффект. После завершения процедуры его укрыли холстиной и мягкой оленьей шкурой, а затем ушли, оставив его одного. Он проснулся как раз к ужину, то есть за два часа до захода солнца. Потягиваясь, он услышал, что рядом с его шатром кто-то негромко разговаривает и по голосу догадался, что это его тетушки.

Еще немного полежав, он решил выбраться наружу, но показываться на людях голым постеснялся, и поэтому, выходя, завернулся в холстину.

Возле костра на бревнышках сидели Клара, Соломка и Даша в одних коротеньких кожаных юбках и с влажными распущенными волосами. Было сразу видно, что они недавно искупались и теперь обсыхают. Увидев Павлова, Даша ойкнула и смущенно прикрыла руками свои полные груди, а Клара и Соломка засмеялись.

— Все в порядке, племянник, твоя илинойка уже освоилась и даже немного понимает наш язык — обрадовала его Клара.

— Мы ее осмотрели, помыли, кое-где побрили, и она согласна на время заменить тебе Медвяную Росу — двусмысленно пошутила Соломка и подмигнула покрасневшей Даше.

— Тетушка, не балуй! — закричал в испуге Павлов, видя, как Соломка норовит стянуть с него холстину. Клара, не выдержав, засмеялась и, взяв в руки горшок с кашей и воткнутой в него ложкой, показала Павлову. Он облизнулся и потянулся к горшку здоровой правой рукой. Но тут его ждал подвох, потому что тетушкам захотелось его покормить с ложечки: «За себя, за маму, за папу и за деда Михея». Так, наверное, они заботились о его двойнике Сороке, когда он был совсем маленький. И ему пришлось подчиниться, чтобы не обижать этих добрых и милых женщин, которых природа обделила способностью к деторождению, а племя превратило в физически выносливых, суровых и дисциплинированных воинов. Когда он наелся до отвала, тетушки предоставили ему его мешок с одеждой, в котором среди прочих вещей находился и его плащ из тигриного меха, скроенный и сшитый Медвяной Росой. Только он с помощью Соломки и Клары оделся, как увидел, что к ним приближаются Агата и Урсула.

Отправив отряд в летний лагерь, Агата, Старая Дося и Гита остались у Верблюжьей горы, чтобы допросить Урхана, как главного свидетеля покушения на предводительницу хунхузов по прозвищу Пришедшая Красавица, и доложить Верховному вождю Гонорию о проведенной диверсионной операции. Для участия в допросе в качестве эксперта Агата пригласила Толемей-хана, который уже успел с Урханом и его сыновьями познакомиться, поздравить со счастливым освобождением из хунхузского плена и поделиться одеждой и обувью, подаренной ему орландами. Урхан очень красноречиво рассказал воительницам об удивительных событиях, которые произошли в окрестностях Лопарского водопада в День летнего солнцестояния. Особенно впечатляющей с его слов выглядела сцена гибели хунхузской царицы, которая произошла у него на глазах. Кто и когда, из лука или арбалета, эту стрелу выпустил, Урхан не видел, но склонялся к мнению, что это сделал отважный Тимур-хан, в адрес которого он высказал немало лестных слов. Не мог Урхан не рассказать и о том, где, когда и при каких обстоятельствах храбрый юноша получил свое ранение. Вещественное доказательство, то есть охотничий карабин, Урсула успела передать Старой Досе. Известие о боевом столкновении с людьми неизвестного племени произвели на Агату и Старую Досю даже большее впечатление, чем ликвидация предводительницы хунхузов. У них не было никаких сомнений в том, что, как и двадцать лет тому назад, на Припять пожаловали таинственные пришельцы — существа даже более агрессивные и опасные, чем хунхузы. Когда допрос закончился, Толемей-хан попросил Агату на время дать ему золотой шлем Пришедшей Красавицы, чтобы перерисовать изображенные на нем письмена и узоры на пергамент. Агата не возражала и попросила заодно изучить и составить мнение о «шайтан агни кирдык», из которого пришельцы едва не убили ее адъютанта. За подвиг, который он совершил, убив предводительницу хунхузов, Агата придумала ему новое имя — Тибул Храбрый, даже не подозревая о том, что так, или почти, что так, его уже называли. Вскоре на легкой ладье-однодеревке, украшенной резьбой, к Верблюжьей горе прибыл Верховный вождь Гонорий в сопровождении своих сыновей, племянников и слуг. Когда ладью вытащили на галечный пляж, и Гонорий выбрался на берег, Агата подойдя к нему, коротко доложили о результатах самой дерзкой военной операции, которую когда-либо проводили орланды, и потребовала для всех ее непосредственных участников и для отряда в целом достойной награды. Прикинув в уме общее количество съестных припасов в общественных амбарах, которые находились на его попечении, Гонорий пообещал выделить отряду Центуриона дополнительно пять мешков желудевой муки, три мешка желудевой крупы и десять бочек крепкого пива, а группу разведчиков — наградить именным оружием, украшенном золотом. Что касается Урсулы и ее напарника, то для них Верховный вождь предложил в подходящее время, по согласованию с Советом старейшин, организовать «триумф», то есть всенародное чествование, которым за всю памятную историю племени орландов удостоились не более пятидесяти соплеменников.