Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

Впервые за последние два месяца Павлов проснулся с тяжелой головой, страдая от похмелья. Рядом с ним, уткнувшись ему в здоровое плечо, посапывала Даша Воронова — 20-летняя студентка из Иркутска, 1985 года рождения. И от такого соседства его мутило еще больше. До встречи с заблудившимися во времени иркутскими экологами его обнадеживала мысль о том, что он находится в состоянии гипнотического транса и, наяву, переживает некие образы сознания, отключившегося от восприятия объективной реальности, то есть материи. В материю он верил, как в единственный якорь спасения от сумасшествия. Не раз приходила ему в голову и мысль о суициде, но он ее сразу отметал, считая себя православным атеистом. Кроме того, он знал и чувствовал, что он не одинок даже в этом неправдоподобном мире: его любят, ему верят и на него надеются. Он нащупал ногой кожаную флягу, приподнялся и к большому своему огорчению обнаружил, что медовухи в ней осталось всего на два-три глотка, которые он все-таки сделал. После этого у него слегка закружилась голова, и он решил еще немного подремать, думая о чем-нибудь прекрасном, например, о Медвяной Росе. Но долго мечтать не пришлось. Заплакала во сне, а потом проснулась Даша и, продолжая всхлипывать, сказала ему следующее: «Дима, миленький, пожалуйста, не отпускай меня от себя! Это меня Бог наказал за то, что в день освобождения заложников „Норд-оста“ я весело праздновала день своего рождения, а когда в Беслане произошла еще более страшная трагедия, развлекалась на дискотеке. Я понимала, что этого делать нельзя, но в меня словно бес вселился…» Дашино заявление его озадачило, и он осторожно стал расспрашивать ее о событиях, которые произошли в его стране и в мире за время его отсутствия. И чем дальше она удалялась в своем рассказе за 1980-е годы, тем больше ему становилось не по себе. «Да, как же эти засранцы, посмели разрушить великую страну, которую народы Евразии строили и собирали столетиями!», — кипел он от возмущения. На рассказе Даши о событиях августа 1991-го года, когда кумачовый маяк светлого будущего разложился на бело-сине-красную неуверенность, нервы его не выдержали, и он выбрался наружу. Небо сплошь было затянуто облаками. Где-то в отдалении гремел гром.

— Как выспался, братец? — приветствовала его Виктория-воительница. Она была не одна. Вместе с ней в гости к нему пришла высокая худая девочка с плоской грудью и коротко остриженными волосами, одетая в длинную до колен холщовую рубаху. Плечи ее подрагивали от утренней прохлады, а на лице присутствовала печать уныния.

— Не узнаешь? Это же Стёпа! — напомнила Виктория, подталкивая к нему покрасневшую девочку — свою родную сестру и его кузину.

— Надо же, как ты за год выросла! — приветствовал Стёпу Павлов, а затем приобнял ее здоровой рукой и поцеловал в лоб, как это было принято при встрече близких родственников. Младшая дочь Корнея еще больше смутилась. Судя по внешнему виду Стёпы, Павлов догадался, что она — рекрут-новобранец постоянного войска племени орландов, и теперь ей до конца дней светит бессрочная солдатская служба.

— Мы принесли тебе и твоей рабыне провизию и вязанку дров для костра — объяснила цель визита Виктория и поставила у входа в шатер холщевый мешок с лепешками из желудевой муки, вареными перепелиными яйцами, копченым салом и свежие оленьи ребрышки. Ребрышки еще следовало приготовить на открытом огне, чем Стёпа и занялась, а Виктория стала рассказывать Павлову последние новости. Из шалаша вышла Даша Воронова, одетая в охотничий комбинезон из оленьей замши с вышитым на нем изображением головы быка. Павлов догадался, что на ней подарок Урсулы, которая, отправляясь на новое место службы, оставила пришелице почти весь свой летний гардероб и много других нужных вещей. Даша поздоровалась с Викторией и Степой по-орландски, а потом, посмотрев на небо, высказала свое мнение о погоде:

— Дождь-земля. Небо. Есть. Виктория засмеялась и объяснила Даше, как надо сказать правильно.

Даша повторила и высказала свое мнение по поводу костра и Стёпы, которая в это время натирала оленьи ребрышки солью:

— Девочка есть огонь. Солить дрова в костер. Мясо вкусное очень. Стёпа прыснула от смеха. Виктория, улыбнувшись, снова поправила Дашу, а у Павлова, словно, камень с души свалился. Если обучение Даши орландскому языку пойдет так быстро, то через неделю-другую ее можно будет смело выдать за илинойку. Вскоре после завтрака к ним пожаловала старослужащая Олеся, осмотрела и обработала рану каким-то раствором, пахнущим йодом, и наложила новую повязку. На вопрос Павлова о том, скоро ли он поправится, опытная врачевательница ответила, что это произойдет не раньше, чем через пять-шесть дней, в течение которых он должен соблюдать постельный режим и никоим образом не допускать попадания в рану влаги. «Иначе нагноение, и — кирдык!», — строго предупредила она. Дождь с короткими перерывами шел весь день, с той лишь разницей, что иногда моросило, а иногда лило, как из ведра. Павлова никто не докучал, и он занялся обучением Даши орландскому языку, уделяя особое внимание правилам грамматики и словообразования (лексики).

Когда Даша начинала уставать, они делал перерыв, во время которого устраивали чаепитие, закусывая душистый травяной чай сухими лепешками из желудевой муки и свежим медом. Умница Стёпа так сложила костер, что он горел даже во время дождя, периодически приносила новые охапки дров и следила за тем, чтобы в большом глиняном горшке всегда была кипяченая вода. Она даже хотела остаться в его шалаше на ночь, но Павлов ее отговорил, заверив, что его рабыня Дашюта сама справится с нехитрыми хозяйственными обязанностями. Пришло время ночного отдыха. Даша без стеснения забралась к нему под медвежью шкуру, и, согрев его горячим телом, заявила, что будет принадлежать ему всей душой, а потом заплакала и призналась, что уже «успела залететь» — то ли от Бориса, то ли от Виктора. Павлов объяснил ей, что аборты у орландов не практикуются, поэтому ей, хочет она этого или нет, придется рожать. Но он твердо пообещал ей, что в случае подтверждения беременности заявит сородичам о том, что ее ребенок — от него. Даша успокоилась и по его просьбе продолжила свой рассказ об исторических событиях, которые произошли в его стране и в мире на рубеже 20–21 веков. Так, он с удивлением узнал, что осенью-зимой 1991 года даже привилегированные москвичи часами простаивали в очередях, чтобы купить хлеб и молоко, а в течение 1992 года цены на все потребительские товары выросли в 30 раз. В голове его никак не укладывалось, что в стране победившего социализма снова появились богатые и бедные, перестали работать тысячи предприятий, и миллионы людей, включая сотрудников НИИ и КБ, были выброшены на улицу. На следующий день в густой пелене кучевых облаков появились окна, через которые выглядывало солнце. С дежурства на дальнем кордоне в летний лагерь вернулись Клара и Соломка. Немного отдохнув, они окружили Павлова материнской заботой и вниманием. К Даше они тоже отнеслись по-родственному, и даже подарили какие-то безделушки. После обеда к Павлову в гости пожаловала начальница разведки.