Эдгар Берроуз - Пираты Венеры

Кратер Тихо, плато Коперника столь рельефно выступали на бронзовом диске огромного спутника Земли благодаря контрасту с тенями моря Ясности и моря Спокойствия. Суровые тени Аппенин и Алтая вырисовывались так отчетливо, как их нельзя было увидеть в самый лучший телескоп с поверхности Земли. Я был поражен этим великолепием, но беспокойство все-таки не оставляло меня.

Тремя часами позже ракета приблизилась к Луне и, пролетая на высоте менее девяти тысяч миль над ее поверхностью, позволила мне любоваться великолепием, не поддающимся описанию, но мои мрачные предчувствия росли в возрастающей прогрессии.

Через перископ я проследил за дугой своей траектории, прошедшей через плоскость Марса и убегающей от нее. Тогда я понял со всей ответственностью, что никогда не достигну цели. Я старался не думать о том, что ждет меня впереди, но вместо этого стал искать ошибку, вызвавшую это бедствие.

В течение часа я проверял различные расчеты, но не мог найти ничего такого, что пролило бы свет на причину моего затруднительного положения, и тогда я выключил освещение и решил посмотреть через килевой иллюминатор на приближающуюся Луну. Ее не было там! Шагнув к бортовому иллюминатору, я посмотрел через одно из тяжелых цилиндрических стекол в вакуум космоса.

На мгновение меня охватил леденящий страх — полнеба в носовом иллюминаторе занял ужасный мир. Это — Луна, в двадцати трех тысячах миль передо мной, и я с ней столкнусь со скоростью тридцать шесть миль в секунду.

Я прыгнул к перископу и в следующие несколько секунд выполнил в уме серию расчетов с такой скоростью, что, наверное, превысил мировой рекорд счетной машины. Я наблюдал за отклонением курса от Луны, следя за ней сквозь линзы перископа, расстояние до Луны и скорость ракеты и пришел к выводу, что у меня есть достаточно шансов, чтобы промахнуться и пролететь мимо огромного шара. Кроме прямого удара я мало чего боялся, так как скорость была так велика, что притяжение Луны не могло меня удержать, даже пролети ракета над Луной в футе от ее поверхности, но вполне очевидно, что оно повлияет на полет, и, поняв это, я нашел ответ на мучивший меня вопрос. В моем мозгу молнией сверкнула мысль об истории создания первой «Совершенной» книги. Надо сказать, что ни одна книга, выходившая до сих пор, не обходилась без хотя бы одной ошибки. Выпустить книгу без ошибок взяло на себя одно из крупнейших издательств мира. Гранки читались и перечитывались дюжиной экспертов, корректуры страниц держались с такой же внимательностью. Наконец шедевр был готов для окончательной печати — безошибочный! Он был набран, переплетен и разослан в продажу, и тогда обнаружилось, что на титульном листе в заголовке — опечатка. Мы же со всеми тщательными расчетами, проверками и перепроверками упустили самое очевидное — совершенно не принимали во внимание Луну.

Объясните это, если можете! Я не могу! Это один из тех случаев, когда хорошая вроде бы упряжка проигрывает. Ошибка налицо, а упряжка никуда не годится… Мне в то время даже не приходило в голову, как это плохо. Я не мог ничего предпринять и только сидел у перископа, наблюдая за мчащейся навстречу Луной. Она становилась чем ближе, тем великолепнее. Каждый горный пик и каждый кратер представали предо мной ясно, во всех деталях. Я смотрел сверху вниз на вершины и, казалось, даже с расстояния двадцать пять тысяч футов различал огромную их высоту.

Вдруг я осознал, что огромная сфера быстро уходит из поля зрения перископа и вздохнул с облегчением — я не прочерчу борозду на лунной поверхности, а по касательной пролечу мимо.

Я повернулся к иллюминатору. Луна была как раз над головой, чуть левее. Теперь это была не просто сфера — это был мир, заполняющий все поле зрения. На его черном горизонте я видел титанические пики, надо мной зияли колоссальные кратеры. Я же был высоко и, подобно богу, смотрел вверх на мертвый мир, подсознательно понимая, что это иллюзия, так как понятия «верх» и «низ» в космосе теряют свой смысл.

Чтобы пронестись мимо Луны, потребовалось менее четырех минут. Как близко я находился, пришлось только догадываться: возможно, около пяти тысяч футов над высочайшими пиками, но этого было вполне достаточно. Поле тяготения Луны определенно изменило траекторию полета, но благодаря огромной скорости я избежал ее когтей. Теперь я мчался прочь от Луны. Но куда?

Ближайшая звезда, Альфа Центавра, находилась на расстоянии двадцати с половиной миллиардов миль от земли. Напечатайте на вашей пишущей машинке 5500000 миль — какой «пустяк» по сравнению с расстояниями в Солнечной системе!

Вероятность того, что из всех интересных мест в беспредельном космическом пространстве я посещу именно Альфу Центавра, мала. Я знаю только, что времени для странствий у меня много, так как наука вычислила, что диаметр Космоса равен восьмидесяти четырем тысячам миллионов световых лет. Если учесть, что скорость света равна ста восьмидесяти шести тысячам миль в секунду, это удовлетворит страсть самого изощренного любителя путешествий.

Однако я не слишком интересовался этими расстояниями, так как взял воды и провизии только на год, в течение которого ракета могла пролететь немногим более трехсот пятнадцати миллионов миль. Даже если она достигнет нашей ближайшей соседки, Альфы Центавра, я не буду интересоваться ею слишком сильно, так как уже восемьдесят тысяч лет буду мертв. Такова необъятность Вселенной!

В течение следующих двадцати четырех часов курс ракеты пролегал почти параллельно лунной орбите вокруг Земли. Не только поле Луны повлияло на полет, но казалось очевидным, что корабль захватила Земля и что мне суждено вечно кружиться вокруг нее крошечным вторым спутником. Но я не желал становиться второй Луной, пустяковой Луной, которую, вероятно, нельзя будет заметить даже в крупнейший телескоп.

Следующий день был наиболее удручающим в моей жизни. Кажется, нужно быть на вершине самовлюбленности, чтобы описывать свою жизнь на фоне изумительных космических сил, которые поглотили ее, но у меня это единственная жизнь, и я люблю ее. Мне все более грозным казался момент, когда эти космические силы потушат ее (мою жизнь), как слабый мерцающий в космическом мраке огонек. Лучше я буду любить ее и бороться за нее, дюйм за дюймом удлиняя отведенное мне судьбой время.

В конце второго дня стало абсолютно ясно, что я избежал притяжения Земли. Не могу не сказать, что это открытие подняло мне настроение. Я был бы счастлив вернуться на Землю, ведь мой план путешествия на Марс рухнул. Если я рассчитывал безопасно опуститься на Марс, то существовала возможность и приземлиться. Но была и другая причина, которая заставила меня думать о возвращении. Солнце! Мысль о нем вспыхнула молнией, ужасная мысль. Я несся прямо к нему. В его могучих объятиях ничто не могло повлиять на мою судьбу — я погибну. В течение месяца я ждал неизбежного конца — погружения в эту пылающую печь. Печь — неподходящее слово, чтобы выразить солнечную температуру, которая, как считают, в центре светила достигает 30–60 миллионов градусов — факт, который меня не слишком беспокоил, так как я не рассчитывал достичь центра.