Нелл Уайт-Смит - Лис, который раскрашивал зори (сборник)

С этим я отбыл наружу искать пробоину.

− Но я люблю вас! − крикнула мне, перегнувшись через борт гондолы Вай-Вай.

− Нет, ты ошибаешься! − ответил ей я прежде, чем начал искать повреждение. Пятнадцать лет девке. Что она в этом возрасте вообще о любви может знать?

Искать место ранения Лёгкой делом оказалось нелёгким, и в общей сложности я провёл за бортом почти час, а птиц становилось всё больше, они сильно мешали работать, напрочь игнорируя всякую субординацию между формами существования. Вокруг баллона их крылья кружились черным страшным нимбом. «Если среди этих гадин появится хоть одна полумеханическая − нам придётся плохо», подумал я, и тут же заметил троих.

Когда я забрался назад, тела своего почти не чувствовал, Вай-Вай бросилась помогать, налила водки, это помогло. Я встал править, положиться на Лёгкую в таких условиях я не мог, она потеряла достаточно ликры, и птицы могли повредить её опять. Стал смотреть в ту сторону, где должны были показаться Изразцы. Примерно пять с половиной часов полёта. Пока всё в прядке.

Чтобы привести мысли в порядок, и определить для себя, что мы в относительной безопасности, я снял сапоги. Вот я босиком, на Лёгкой, та в воздухе… неплохо, всё пока неплохо…

Я честно признал себе, что не могу перестать думать о плохом и решил именно на нём и сосредоточиться. Чтож, плохого скопилось вдоволь − можно выбирать! С некоторым трудом, я решил, что больше всего мне сейчас не нравились птицы, на том порешил и стал всматриваться в сторону Изразцов.

В следующий для меня момент жизни, меня нещадно хлестал по щекам мой собственный химкостюм. В полутьме жутко поблескивали пустые глазницы защитных стёкол. Стараясь не терять самообладания, я его честно предупредил, когда он замахнулся снова, что дам сдачи. Было очень и очень холодно, раскалывалась голова.

− Вы как? − прогундосил химкостюм голосом Вай-Вай, и пригладил меня по волосам резиновой печаткой, что было неприятно аж до оторопи.

В голове был оранжевый туман, в ушах звенело. Предупреждая дальнейшее рукоприкладство, я вяло отдал знак согласия, имея ввиду, что я в порядке. Постарался встать, при этом пришлось опираться на Вай-Вай. Хотелось спать, и чтобы тёплая женщина непременно была под боком.

− Зачем ты напялила химзащиту? − поинтересовался я, пытаясь осмыслить происходящее.

− Так хоть немного теплее, − призналась Вай-Вай, и я её не понял. Это же было лишено смысла: в этих штуках в жару весь исходишь потом, а в мороз ещё холоднее, но женщин всегда понять сложно, так что тут всё было нормально.

Я глянул на себя в отражение в окне. Ну и опухшая же у меня была рожа. На виске запеклась кровь. Она же − почти на всём лице и шее. Как выяснилось, я всё-таки уснул прямо стоя за штурвалом, которым мне и прилетело, когда я навалился и соскользнул с него.

Пошатываясь, я бросился к ближайшей ликровой заводи, поговорить с Лёгкой.

«Поспал, мой сладенький?», − издевательски поинтересовалась она.

«Старая дура, что с курсом, что со временем?!»

«Держу курс, слабак. Правь хорошо − я почти кончилась».

Я закрыл глаза, что чуть не стоило мне равновесия. Значит были ещё повреждения ликровой системы, нужно будет изменять круг ликрообращения, и надеяться, что Лёгкая не отупеет от этого, но это уже после, когда мы уже приземлимся.

«Почему темно?» − начал дальше выяснять ситуацию я, и Лёгкая торжественно сообщила:

«Это сдувшаяся оболочка закрывает окна».

Я выпрямился:

− Как оболочка?!

Как мне объяснила Лёгкая в дальнейшем, сначала птицы прорезали оболочку, выпустив воздух из прослойки между ней и содержащим водород баллоном. Давление в этой части играло роль баллонета и позволяло нам регулировать высоту полёта. Дальше потерявшая ровность контура оболочка легла прорезиненной тканью на баллон, тот стал доступен для птиц, и судьба его оказалась предрешена.

Птицы. По всей гондоле валялись их трупы, стёкла были разбиты. Вай-Вай рассказала, что это началось пару часов назад. Но потом ткань оболочки закрыла окна, и этим защитила нас от самоубийственных манёвров наших крылатых недругов.

Из-за разбитых стёкол стало очень холодно. Вай-Вай укрыла Река всеми одеялами, которые у нас были, и хотела лечь к нему сама, но ей стало страшно так лежать и ждать − она облачилась в единственную общественную верхнюю одежду которая у нас была, пришла на мостик и нашла меня. Примечательно то, что с Лёгкой она за всё это время ни разу не заговорила. Дура.

Итак, оболочки и летучего газа больше не было, но мы не упали − парадокс.

Я допивал водку, смотрел на приближающийся город через щёлочку от ткани оболочки. Потом попрыгал, разминая суставы, хотел подтянуться пару раз на балках, но соскользнул и не стал дальше гневить судьбу. Действуя изнутри, я освободил гондолу от бренной оболочки, и та почти сразу сползла − видимо её в основном удерживали стропы. Я сразу отметил на карте, где это произошло, чтобы потом прилететь и подобрать.

«Как же так… почему мы ещё в воздухе? Мы должны были опуститься вместе со сдувшимся баллоном, а теперь летим, как едем по рельсам», − размышлял я, открывая вторую бутылку, шмыгая носом, и уныло натягивая сапоги на окоченевшие ноги, − «и как же нам опуститься? Если металл опять экранировать, мы ведь просто упадём!»

Изразцы были почти под нами, мы прилетели ещё раньше, чем я думал, успели за семь часов, но что толку? Впрочем, если во время крушения я погибну, то детали из моего тела можно будет использовать. Приняв это за запасной план, я написал на бумаге краткое согласие на использование своей требухи и сунул себе в карман.

Итак, мы приближались к городу. Лёгкая истекала ликрой. Нужно было что-то решать, что я и сделал. Я подмигнул Вай-Вай:

− Держись, красотка! − и выключил двигатель на высоте чуть больше восьмисот метров над озером Дальним.

У нас была аварийная парашютная система на случай, если баллон загорится, мы его отстегнём и будем падать − я её выиграл в своё время в карты. Она была старше Лёгкой и могла бы её воспитывать. В общем, эта система сработала вовремя, но ровно на половину. Гондола нырнула мостиком вниз, ветер подхватил нас и снёс от спасительной воды в сторону города. Вай-Вай завизжала, когда нас прижало к стене:

− Спокойно! − отозвался я, прикладываясь стучащими зубами к бутылке, − у меня всё привинчено!

Потом сработала вторая половина системы, и мы жестко приложились о землю. Я выглянул вниз − нет, мы приземлились на бульвар, прямо на кроны деревьев, которые несколько смягчили удар, чем, вероятно нас спасли. Ущерб − неоценим. Нас посадят.

Я быстро замкнул круг ликрообращения Лёгкой на минимальный, не выходящий к обшивке, а значит, оставшийся не повреждённым.