Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10

— Я попробую… но слова… они… неправильны. Не «поместил», не «сделал». Мир есть. Мир был. Мир будет. Вот!

— Каким был вначале, таков теперь и пребудет всегда. Мир бесконечен…

Майк радостно улыбнулся.

— Ты грокк это!

— Я не грокк, — хрипло ответил Джубал, — я просто процитировал нечто, сказанное одним Старейшим.

Он решил подойти с другой стороны. Бог-Демиург был не тем аспектом Божественности, с которого следовало начинать: Майк не представлял себе самой идеи Создания. Джубал и сам не был уверен в правильности своего понимания, но уже давным-давно заключил с самим собой договор: постулировать создание Вселенной по четным дням, а вечной, никем не сотворенной, хватающей себя за хвост Вселенной — по нечетным, поскольку каждая из гипотез не уступала в парадоксальности своей сопернице. Лишний же день високосного года оставался на долю оголтелого солипсизма.

Решив так для себя раз и навсегда этот не имеющий ответа вопрос, он не вспоминал о нем уже в течение отрезка времени, равного жизни целого поколения.

Теперь Джубал решил объяснить религию в самом общем плане, оставляя проблему Божества и связанных с ней аспектов на потом.

Майк согласился, что Знания приходят разных размеров — от маленьких, которые даже юные согнездники могут грокк, до больших, которые только Старейшие могут грокк во всей полноте. Но попытки Джубала провести границу между большими и малыми знаниями так, чтобы «большие знания» имели бы значение «религиозных вопросов», были безуспешны. Некоторые религиозные вопросы вообще не казались Майку вопросами (как, например, «Творение»), а другие — слишком «маленькими» вопросами, ответы на которые очевидны даже для молодняка, как, например, жизнь после смерти.

Джубал оставил это и перешел к теме множественности религий. Он объяснил, что люди имеют сотни путей, которыми доставляются «большие знания», каждый из которых со своими собственными ответами и каждый претендует на их истинность.

— Что такое истина? — спросил Майк.

(«Что есть Истина?» — спросил один римский судья и умыл руки. Джубал очень жалел, что не может поступить так же.)

— Отвечаю: истина — то, что ты говоришь правильно. Сколько у меня рук?

— Две руки. Я вижу две руки, — поправился Майк.

Анни подняла глаза от книги.

— За шесть недель я из него воспитаю Честного Свидетеля.

— Помолчи, Анни. Нам и без того трудно. Майк, ты ответил верно. У меня две руки. Твой ответ — истина. Но, предположим, ты ответил бы, что у меня их семь.

Майк выглядел совсем несчастным.

— Я не грокк, как бы я мог дать такой ответ.

— Да, я не думаю, что ты мог бы так сказать. Ты бы ответил неверно, если бы поступил так. Твой ответ тогда не был бы истиной. Но, слушай меня внимательно, Майк, каждая религия претендует на истинность, претендует на то, что говорит правильно. Однако их ответы так же различаются между собой, как две руки и семь рук. Фостериты говорят одно, буддисты — другое, мусульмане — третье. Ответов много, и все они разные.

Майк, судя по всему, делал гигантские усилия, стараясь понять.

— Все говорят верно? Джубал, я не грокк.

— Я тоже.

«Человек с Марса» выглядел очень встревоженным, потом вдруг заулыбался.

— Я попрошу фостеритов спросить ваших Старейших, и тогда мы все узнаем, мой брат. Как мне сделать это?

Через несколько минут Джубал, к своему полному неудовольствию, обнаружил, что пообещал Майку организовать интервью с кем-нибудь из церковных шишек. Ему не удалось поколебать убежденность Майка в том, что фостериты имеют контакт с человеческими Старейшими. Трудность заключалась в том, что Майк не мог понять, что такое ложь — дефиниции понятий «ложь» и «фальшь» вошли в его сознание без того, чтобы он их грокк. Ошибиться, сказав что-то не то, можно было, с его точки зрения, только в силу какой-то невероятной случайности. Поэтому церковную церемонию фостеритов он принял за Истину.

Джубал пробовал объяснить ему, что все человеческие религии претендуют на общение со Старейшими, но тем не менее их ответы не совпадают.

Майк высказал определенную тревогу.

— Джубал, мой брат, я пытаюсь… но я не грокк, как может быть неверно сказано. У моего народа Старейшие всегда говорят верно. Мой народ…

— Погоди-ка, Майк…

— Прошу прощения?

— Когда ты сказал «мой народ», ты говорил о марсианах? Майк, но ведь ты не марсианин. Ты — человек.

— А что такое человек?

Джубал даже застонал. Майк, безусловно, мог бы привести правильную дефиницию из словаря. Он никогда не задавал вопросов, чтобы подразнить собеседника. Он всегда жаждал информации и сейчас ожидал, что Джубал снабдит его ею.

— Я — человек, ты — человек, Ларри — человек.

— А Анни — не человек?

— Гм… Анни — человек, только женский… Женщина.

(Спасибо, Джубал… — Заткнись, Анни!)

— Ребенок — человек? Я видел картинки и в г…ном «ящи…», в стереовизоре. Ребенок не имеет облика Анни… а у Анни форма другая, чем у тебя… А у тебя другой облик, чем у меня… Но ребенок — это ребячий человек, да?

— Гм… да, ребячий человек.

— Джубал, я думаю, я грокк, что мой народ — марсиане — они тоже человеки. Человек, он грокк. Верно я говорю?

Джубал решил подать заявление о выходе из философского общества и заняться вязанием. Что такое грокк? Он сам уже чуть ли не ежечасно пользовался этим словом, но грокк его не мог. А что такое «человек»? Двуногое существо без перьев? Образ Божий? Или случайный результат борьбы за существование наиболее приспособленных в самом приземленном значении этого слова? Наследник Смерти и Налогов? Марсиане, казалось, победили смерть, и, видимо, у них не было денег, собственности, производства в человеческом понимании, а значит, не могло быть и налогов.

Да, мальчик прав. Форма не имеет значения при определении понятия «человек», как неважна бутылка, в которую налито вино. Человека можно даже вынуть из этой бутылки, как того бедолагу, чью жизнь русские «спасли», поместив его мозг в стеклянный контейнер и опутав проводами, как телефонную станцию. Боже, какая жуткая шутка! Интересно, сумел ли этот бедняга сам оценить ее?

Но чем, с точки зрения марсианина, человек отличается от других животных? Может ли раса, умеющая левитировать (и Бог знает еще что), испытывать уважение к машинам? Если так, то что для них Асуанская плотина в сравнении с тысячами миль кораллового рифа? Человек способен к самопознанию? И обобщениям? Чистой воды бахвальство — ведь невозможно доказать, что кит или секвойя не являются философами и поэтами невиданной на Земле силы…

Есть лишь одна сфера, где человек не имеет соперников. Он доказал свою неистощимую изобретательность в том, как убивать, порабощать, подавлять, и нашел тысячи способов со все возрастающей эффективностью делать жизнь других людей непереносимым бременем. Человек — самая мрачная насмешка над самим собой. Ведь основой юмора является…