Питер Уоттс - Рифтеры

– Согласна. Но если не Кен, то кто?

– Черт возьми, Пат, да любой из наших! Они все против вас. И уверены, что Джерри со своими...

– Чушь.

– Да неужели? – На миг Роуэн мерещится прежняя Лени Кларк – хищная улыбка в неверном свете. – Пред­ставим, что пять лет назад это вы нам надрали задницы, и с тех пор мы жили под домашним арестом. А потом из наших рук к вам проникает какой‑то микробчик, и корпы от него мрут как мухи. Скажешь, вы бы ничего не заподозрили?

– Да. Конечно, заподозрили бы, – тяжело вздыхает Роуэн. – Но мне хочется думать, что мы не полезли бы на рожон без малейших доказательств. Мы бы, по край­ней мере, допустили, что вы ни при чем.

– Помнится мне, до перемены ролей о виновности‑ невиновности речь не шла. Вы, не теряя времени, сте­рилизовали горячие зоны, и плевать, кто в них попал и в чем виноват.

– Хороший довод. Достоин Кена Лабина с его хва­леной этикой.

Лени фыркает.

– Остынь, Пат. Я не говорю, что ты врешь. И мы дали вам поблажку – больше, чем вы нам в те времена. А тут у тебя много народу. Уверена, что никто не дей­ствует у тебя за спиной?

Свет – тьма.

– Тем не менее еще есть надежда все замять, – про­должает Кларк. – Мы сами занимаемся Бета‑максом. Если с ним не работали, то ничего и не найдем.

В животе у Роуэн расползаются червячки ужаса.

– А как вы определите, да или нет? – спрашивает она. – У вас же нет патологов.

– Ну, вашим экспертам у нас никто не поверит. Может, у нас и нет профессоров, но найдется человечек‑другой со степенью. Плюс доступ в биомедицинскую библиотеку и...

– Нет, – шепчет Роуэн. Червячки вырастают в жир­ных корчащихся змей. Она чувствует, как кровь отливает от лица. Лени тотчас замечает ее бледность.

– Что такое? – Она склоняется вперед, перегибается через подлокотник. – Почему тебя это волнует?

Роуэн мотает головой.

– Лени, вы не поймете. Вы не подготовлены, за пару дней в предмете разобраться. Даже получив правильный результат, вы рискуете неверно его истолковать.

– Какой результат. Как истолковать?

Роуэн видит, как она изменилось в лице. Так Лени выглядела пять лет назад, при первой их встрече.

Рифтерша спокойно отвечает на ее взгляд.

– Пат, не стоит от меня что‑то скрывать. Мне и так нелегко удерживать собак на цепи. Если есть что ска­зать – говори.

«Скажи ей...»

– Я сама только недавно узнала, – начинает Роу­эн. – Бетагемот, возможно... я о первом Бетагемоте, не о новой мутации – возможно, он выведен искусственно.

– Искусственно...

Слово тяжелой, мертвой тушей повисает между ними.

Роуэн заставляет себя говорить дальше.

– Приспособлен к аэробной среде. И скорость деле­ния увеличена, чтобы быстрее воспроизводился. Для ком­мерческого использования. Конечно, никто не собирался губить мир. Речь шла вовсе не о биологическом оружии... но, по‑видимому, что‑то пошло не так.

– По‑видимому... – Лицо Кларк застыло маской.

– Ты, конечно, понимаешь, чем грозит, если ваши люди обнаружат модификации, не понимая, в чем дело. Они, может, и сумеют определить искусственное вмеша­тельство, но какое именно, не разберутся. А скорее, стоит им обнаружить следы генной инженерии, они сочтут, что преступление доказано, и дальше разбираться не будут. Получат результат, который примут за улику, а людей, которые могли бы объяснить им ошибку, слушать не ста­нут, сочтя врагами.

Кларк уставилась на нее взглядом статуи. Может, пе­ремирия последних лет мало. Может, новые события, требующие нового взаимопонимания, расколют хрупкое доверие, выросшее между ними двоими. Может, Роуэн сейчас выглядит в ее глазах обманщицей. Может, она потеряла последний шанс предотвратить катастрофу. Бе­сконечные секунды каменеют в холодном густом воздухе.

– Твою же мать, – вырывается наконец у Кларк. – Если это выйдет наружу, все пропало.

Роуэн хватается за ниточку надежды.

– Надо постараться, чтобы не вышло.

Кларк качает головой.

– И что мне делать: сказать Раме, чтобы бросал ра­боту? Пробраться в лабораторию и разбить образцы? Они и так считают, что я с вами в одной постели. – Лени горько усмехается. – Что ни делай, своих я потеряю. Мне и так не доверяют.

Роуэн откидывается в кресле, прикрывает глаза.

– Знаю.

Кажется, она постарела на тысячу лет.

– Проклятые вы корпы. Всюду дотянулись, ничего не оставили в покое.

– Мы всего лишь люди, Лени. Мы делаем... ошибки.

Внезапно чудовищная, абсурдная, астрономическая степень этого преуменьшения доходит до нее, и Патри­ция Роуэн не может сдержать хихиканья.

За нее много лет не числилось таких вольностей. Лени поднимает бровь.

– Извини, – выговаривает Роуэн.

– Ничего. Это действительно смешно. – Рифтер раз­двигает уголки губ в привычной полуулыбке, но и та тотчас пропадает. – Пат, по‑моему, мы не сможем их остановить.

– Должны.

– Никто уже не хочет разговаривать. Не хочет слу­шать. Один толчок – и все рухнет. Узнай они хотя бы об этом нашем разговоре...

Роуэн мотает головой, упрямо не желая верить. Хотя Лени права. В конце концов, Роуэн известна ее история. Она разбирается в политике. Если простой разговор с другой стороной конфликта воспринимается как преда­тельство, значит, точка невозврата пройдена.

– Помнишь нашу первую встречу? – спрашивает Лени. – Лицом к лицу?

Роуэн кивает. Она свернула за угол и увидела перед собой Лени Кларк, пятьдесят кило черной ярости.

– Восемьдесят метров в ту сторону, – вспоминает она, тыча пальцем через плечо.

– Уверена? – спрашивает Кларк.

– Еще как, – говорит Роуэн. – Я думала, ты меня уб...

И замолкает, пристыженная.

– Да, – говорит она, помолчав, – это была наша первая встреча. Действительно.

Лени смотрит перед собой, на погасший экран в соб­ственной голове.

– Знаешь, я думала, ты могла участвовать в собесе­довании. До того, как ваши покопались у меня в голове. Никак не выходит определить, что именно там отредак­тировали, понимаешь?

– Я потом видела видеоматериалы, – признается Ро­уэн. – Когда Ив давал рекомендации. Но лично мы не встречались.

– Конечно, нет. Ты была классом выше. Тебе было не до встреч с наемными работниками. – Нотки злости в голосе Лени немного удивляют Роуэн. После всего, что она для нее сделала, после всего, что простила – странно, что такая малость еще может причинить боль.

– Мне сказали, тебе так будет лучше, – тихо говорит Роуэн. – Правда. Сказали, ты будешь счастливее.

– Кто сказал?

– Неврологи. Психиатры.

– Счастливее... – Минуту Лени переваривает сказан­ное. – Счастливее от ложных воспоминаний о том, как папа меня насиловал? Господи, Пат, если это так, что же творилось в моем настоящем детстве?

– Нет, счастливее на станции «Биб». Они клялись, что так называемые «уравновешенные» личности там не­пременно рехнутся через месяц.