Питер Уоттс - Огнепад (Сборник)

Правда, те оставались – в мозгах лауреатов и смятении каждого озабоченного юнца на планете. Я – химия дрожащая или магнит эфирный? Я – больше, чем мои глаза, уши, язык? Я – маленький человечек за ними, то, что выглядывает изнутри? Но кто, в свою очередь, смотрит глазами этого человечка? К чему сводится система? Кто я???

Что за дебильный вопрос… Я мог бы ответить на него за одну секунду, если бы Сарасти не заставил меня его вначале понять.

* * *

Пока мы не потеряемся, мы не находим себя.

Генри Дэвид Торо [77] Генри Дэвид Торо (1817–1862) – американский философ, натуралист и писатель. Цитата взята из романа «Уолден, или Жизнь в лесу» (пер. З. Александровой) и полностью звучит так: «Пока мы не потеряемся – иными словами, пока мы не потеряем мир, – мы не находим себя и не понимаем, где мы и сколь безграничны наши связи с ним».

Позор выпотрошил меня. Мне было все равно, смотрит ли кто-то, и наплевать, в каком я состоянии. Я сутки напролет парил в своей палатке, свернувшись клубком и дыша собственной вонью, покуда остальные корпели над заданиями, которые им доверил мой мучитель. Только Аманда Бейтс хотя бы символически протестовала против того, что со мной сделал Сарасти. Остальные опустили глаза, прикусили языки и подчинились приказу. Из страха или от равнодушия, не могу сказать. Мне это тоже стало безразлично.

В какой-то момент шина на предплечье разошлась, как вскрытая устрица. Я подкрутил люмины ровно настолько, чтобы оценить работу; заштопанная ладонь зудела и лоснилась в сумерках. От запястья наружу пролегла слишком длинная и глубокая линия судьбы. Потом я опять нырнул в темноту и неубедительную, мрачную иллюзию безопасности.

Сарасти хотел, чтобы я поверил. Ему казалось, что унижение и муки достигнут этой цели; что, сломленный и опустошенный, я превращусь в пустой сосуд, который можно будет наполнить тем, чем надо. Разве не таков классический способ промывания мозгов – сокрушить жертву, а потом склеить осколки по выбранному тобой чертежу? Может, он ждал, что меня охватит стокгольмский синдром? [78] Стокгольмский синдром – психологическое состояние, возникающее у людей при захвате их в качестве заложников. Они начинают симпатизировать захватчикам или даже отождествлять себя с ними. Или его действия подчинялись плану, непостижимому для простого мяса?

Либо он просто спятил.

Упырь сломил меня и представил свои аргументы. Я прошел по его следу из хлебных крошек через КонСенсус и «Тезей». Теперь, за девять дней до Выпускного, я был твердо уверен в одном: Сарасти ошибся – он не мог не ошибиться. Я не знал, в чем, но знал это твердо. Звучит нелепо, но ничто, кроме этой уверенности, меня больше не волновало.

* * *

В хребте – никого. Только Каннингем маячил в мед отсеке, согнувшись над оцифрованными срезами, и делал вид, что убивает время. Я парил над ним, цепляясь отремонтированной рукой за верхнюю ступень ближайшей лестницы; вертушка крутилась, и я вместе с ней описывал неторопливые тугие круги. Даже с высоты в осанке биолога было видно напряжение: система, застрявшая в режиме ожидания и гниющая изнутри на протяжении долгих часов – по мере того, как со всем временем мира в руках к ней приближается судьба.

Он поднял голову:

– А, живое.

Я подавил желание отступить. Господи, это просто беседа – два человека разговаривают. Люди постоянно этим занимаются без всяких инструментов. Ты справишься! Главное – попытайся.

Я заставил себя шаг за шагом спуститься по лестнице, чувствуя, как постепенно нарастают вес и тревога. Сквозь туман в глазах попытался прочесть графы Каннингема. Наверное, я видел лишь микронной толщины фасад. А может, Роберт сейчас был рад любому, кто мог бы его отвлечь, пусть сам он в этом не хотел признаваться даже себе.

А может, мне просто все померещилось.

– Как поживаешь? – спросил он, когда я добрался до палубы.

Я пожал плечами.

– Рука, смотрю, зажила.

– Не твоими стараниями.

Я пытался удержаться, правда.

Каннингем закурил:

– Вообще-то именно я тебя заштопал.

– А еще ты сидел и смотрел, как он меня разбирает на части.

– Меня там не было, – и чуть погодя: – Но, может, ты и прав: я в любом случае отсиделся бы. Аманда и Сьюзен пытались, как я слышал, вмешаться и защитить тебя. Но лучше от этого никому не стало.

– Ты не стал бы и пытаться.

– А ты бы стал на моем месте? Выступил бы против вампира безоружным?

Я промолчал. Долгие секунды Каннингем разглядывал меня, раскуривая сигарету, и в конце концов произнес:

– Он тебя здорово достал?

– Ты ошибаешься, – ответил я.

– В чем?

– Я не верчу людьми.

– Ммм… – Он, похоже, задумался. – Тогда какое слово ты бы использовал?

– Я наблюдаю.

– Верно. Кое-кто мог бы даже сказать – надзираешь.

– Я… читаю язык тела.

Я искренне надеялся, что биолог имел в виду именно это.

– Отличие лишь количественное, знаешь ли. Человек даже в толпе рассчитывает на некоторое уединение. Люди не готовы к тому, что их мысли видны в каждом косом взгляде, – он ткнул воздух сигаретой. – А ты оборотень, каждому из нас показываешь иную маску, и я ручаться готов, что все они фальшивые. Твое настоящее «я» если и существует, то невидимо.

Под ложечкой у меня затягивался узел.

– А кто нет? Кто не пытается… вписаться, не пробует поладить с другими? Ничего дурного в этом нет. Господи боже, я – синтет и не воздействую на переменные.

– Видишь, в этом и проблема: ты воздействуешь не на переменные.

Между нами клубился дым.

– Но ты, должно быть, этого не в силах понять. – Он встал и взмахнул рукой. Окна КонСенсуса рядом с ним схлопнулись. – И это даже не твоя вина. Нельзя винить человека за огрехи прошивки.

– Отцепись от меня, сучонок! – рявкнул я.

Мертвенное лицо биолога ничего не выражало.

Эти слова сорвались прежде, чем я успел их удержать, а за ними поднялась лавина:

– Вы так на нее полагаетесь, блин! На вашу эмпатию. Может, я и обманщик, но большинство людей были готовы поклясться, что я заглянул им в самую душу. Мне не нужна эта хрень! Необязательно чувствовать чужие побуждения, чтобы их понимать: даже лучше, если не чувствуешь и остаешься…

– Бесстрастным? – Каннингем криво улыбнулся.

– Может, ваша эмпатия – утешительная ложь. Это тебе в голову не приходило? Вам кажется, вы знаете, что чувствует другой, а если вы переживаете только сами себя? Может, вы еще хуже меня или мы все просто гадаем. Разница в том, что я не обманываю себя на этот счет!

– Они такие, как тебе представлялось? – спросил он.

– Что? О чем ты?

– О шифровиках. Суставчатые щупальца отходят от центрального узла. По-моему, очень похоже.

Он просматривал архивы Шпинделя.