Елена Асеева - Середина. Том 2

Подобие низких шишаков находились вдоль надбровных дуг. А скошенная в навершие голова, будто надбровье круто переходило в макушку, да такой же сбитый подбородок, плавно связывающийся с короткой шеей, обобщенно не делали вышедших существ лицеприятными. Короткими в сравнении с телом были ноги и руки созданий, придающие и вовсе какой-то ущербно-неполноценный им вид.

Создания смотрелись голыми, кожа на их груди, спине, руках до плеч и ногах была гладко-ребристой, али точнее чешуйчатой. На стопах, впрочем, не имелось перст, там само ее завершие значимо вытянутое, напоминало тонкие ребрышки. Крупные кольцевые щитки прикрывали срамные места, такие же щитки располагались по краю правого предплечья. Они точно крепились к ее боковой поверхности, начиная от кончика мизинца, вплоть до локтевого сгиба, и тем походили, хоть и на небольшой по размеру, но достаточно выступающий, овальный щит, по краю украшенный тонкими бороздками, переливающимися серебристым светом. Тот щит создания прижимали, как и саму руку к груди, таким побытом, защищая собственное тело от нападения.

Впрочем, самым занимательным в существах была левая рука, коя начиная от локтя, не имела как такового предплечья, запястья и кисти, представляя из себя тонкий, легкий топорик, где железко с одной стороны обнаруживало острое лезвием, а с иной тупой молот. Сие оружие общим своим видом напоминало валашку влекосил. Валашка в данном случае была сотворена из блестящего материала, не только топор, но и сама рукоять, плавно стыкующее своим завершием с локтем… не то, чтобы стыкующееся, а прямо-таки входящее, единящееся с ним.

Крайние из существ, поместившиеся в ряду, те, кто много дальше днесь находился от ступы, внезапно резко вздели дотоль прижатые к телу руки вверх. И с тем рывком переливами особого света блеснули их валашки. Заструились по серебристо-белой поверхности рассыпчатые сине-голубые искры. Они не просто бежали по гладкости рукояти и лезвия, они вроде выдергивали из внутренностей изумительного материала легкие дымчатые пары, вскидывая их выспрь, заставляя кружить подле и своими испарениями плотно окутывать сами валашки. Еще не более полминуты и голубоватый туман густо укрыл топорики, а засим также стремительно полыхнув синевой, разком впитался, всосался в глубины оружия. Миг спустя, живописав, удивленно взирающим людям, вместо валашек деревянные сурепки с коническим раструбом и деревянной трубкой (однако не имеющей игровых отверстий).

Существа энергичным движением дернули в направлении лица собственные руки-сурепки (изогнув локтевой сустав в обратную от его естественного положения сторону) и склонив головы, уперли локти плавно переходящие в трубку, без какого-либо видимого отверстия, себе в губы. Резкий, гнусавый и одновременно яркий, пронзительный звук наполнил, кажется, не только поселения людей рао, но и все это мощное плато, отразившись от окружающих его гор. И немедля первые из существ, стоящие в непосредственной близи от лестницы, громко закричали, удивительным для их роста низким басом:

— Приветствуйте и приклоните головы пред рани Темной Кали-Даругой из рода демонов Черных Каликамов!

И сызнова завеса скрывающая вход в ступу пошла полотнами дождя, и из нее выступила Кали-Даруга. Днесь рани, была обряжена не только в темно-синий сарафан, дюже широкий книзу так, что из-под него едва выглядывали острые носы синих сапожек, но и в серебристую рубаху, долгие рукава которой плотно скрывали все четыре руки до запястий, сверху прикрытую, распашной фиолетовой, однобортной застегивающийся на один крючок, душегрейкой. На голове демоницы поместился ее серебряный венец, к краю, возвышающегося над головой округлого гребня, которого была прикреплена серебристая материя, проходящая сверху по волосам.

Кали-Даруга вельми хмуро глянула на стоящих в двух рядах существ, первые из оных прекратили выкрикивать ее величание, и перевела все тот же недовольный взор на крайних, продолжающих гудеть в сурепку. Тем пронзительно-визгливым звуком точно собирая подле ступы взволнованных людей. Все с той же сердитостью рани оглядела столпившихся обок дорожки людей рао, а посем воззрилась на стоящих подле лестницы справа трех апсарас, вельми низко приклонивших свои головы. Апсарасы одетые не только в рубахи с долгими рукавами, удлиненные шаровары, но и распашные, коричневые коротайки дюже теплые, где ворот, края полы обшивались синим бархатом, стоило на них воззриться рани еще ниже склонили свои станы.

Большие глаза Кали-Даруги нежданно дотоль широко распахнутые резко сощурились, став не только узкими, но и единожды длинными. А в третьем глазу, поместившемся во лбу, легкой дымкой проплыла синева. Медленно рани Черных Каликамов сделала шаг вперед, ступив на следующую ступеньку да вздев одну из правых рук несильно дернула перстами, призывая к себе Толиттаму. Несмотря на то, что апсараса стояла низко склонив голову, и, очевидно, не могла видеть демоницу, она немедля, сойдя с места, поспешила вверх по лестнице. Вельми ретиво преодолев ступени, Толиттама замерла пред Кали-Даргой, обаче оставаясь чуть ниже ее. И тотчас демоница ухватила апсарасу за кончик подбородка, да энергично дернув голову вверх, пронзительно зыркнув в лицо, сурово произнесла:

— Мне это кажется или ты все же несколько поголубела? также как и другие апсарасы?

Вне всяких сомнений сие Кали-Даруги не казалось. Ибо темно-бурая кожа Толиитамы, также как и кофейная Минаки, и белая Арваши оттенялась голубизной.

— Господин попросил, — чуть слышно шепнула Толиттама, толком и не раскрывая уст, а в глазах ее явно живописался ужас.

— И как давно господин о том попросил? — додышала Кали-Даруга и грубо оттолкнула перстами от себя голову апсарасы, очевидно, стремясь и вовсе ее оторвать.

— Двенадцать дней назад, — выдохнула Толиттама. Она однозначно не говорила, так как страх пред рани, сковал ее губы и конечности. Апсараса вже поняла, что в чем-то провинилась и боялась теперь это услышать из уст того от чьего решения зависело в целом существование ее племени.

— Тупица, — Кали-Даруга не скрываемо негодовала, потому в свое время прищуренные ею очи, широко раскрывшись, переполнили черную склеру золотыми всплесками света. — Двенадцать ахоратрам, как у господина нет с вами близости. Неужели не смогла понять, что попросил господин о том, абы так распорядилась лучица. Чтобы господин, усматривая схожесть меж вами и мной, не имел близости, и как итог ухудшилось его психо-эмоциональное состояние. Скудоумые, глуподурые некумеки, никчемные создания! Надобно было о той просьбе сообщить мне. Я бы все растолковала, коли сами не соображаете ничего.